А началось все с крохотного умирающего городка, который вырос когда-то вокруг, кажется, авиационного завода. Никто толком о нем ничего не знал, потому что, просуществовал он всего лет десять. Говорят, что случился то ли, взрыв, то ли пожар. Завод, состоявший из одного лишь большого цеха и маленького здания, в котором помещалось конструкторское бюро, сгорел до тла, и все оказалось заброшено, поросло полынью да крапивой. Городок, родившийся еще до революции и живший когда-то, благодаря недалекому от него большому тракту, только за счет купечества, да рыболовства на озерах, остался жить, но советские времена превратили его почти в деревню. Всего несколько тысяч жителей, опухавших от скуки, пьянства и безработицы, напавшей, когда окончательно развалились государственные предприятия, а частники и коооператоры занимались всякой мелочью – шмотками из Китая торговали, паленой водкой… Кто смог, вырвался в далекую Москву или еще в какой большой город, а остальные, утирая носы, глядели им вслед.

Я тогда, как раз, школу заканчивала, и понятия не имела, куда податься. Особенных талантов во мне не находили, хотя, училась неплохо, кем я хочу стать, тоже так и не определила. К тому времени мой уже очень пожилой отец умер, а мама нашла себе жениха и укатила с ним. Она предлагала мне поехать с ней, но как-то не очень убедительно. Ее жених был геологом, мотался по экспедициям, и достаточно комфортных условий для жизни и учебы для меня не предвиделось. Я отказалась, заверив мать, что я смогу найти себе работу, они уехали, пообещав мне любое содействие, если жить дома станет невмоготу. И я начала самостоятельную жизнь дома. И вот тут случилось самое настоящее Чудо – Петрович! Клунев Андрей Петрович. Бывший летчик – истребитель, прошедший Чечню и ушедший из действующей армии в запас по ранению. В нашем городке под дурацким названием Гузеевка у него какая-то родня жила. То ли тетка, то ли сестра. Приехал он, осмотрелся, попробовал торговать на местном рынке запчастями для автомобилей, а потом исчез куда-то. Мужик он видный всегда был, даже на голливудскую «звезду» похож, а вот жену так и не сыскал. Бабы пялились на него, глазки строили, а он улыбался, но и только… И вдруг он вернулся, да с такими деньжищами, что даже произнести страшно! Не в чемодане, конечно. Весь его капитал в банке был, но все знали, что Петрович вернулся миллионером. Постепенно же выяснилось, что свалилось на Петровича наследство. А вернее, удалось ему добыть золото своей семьи, с самой революции хранившееся в японском банке. Деды его золотопромышленниками были, и когда просекли, что революция 1917-го лишит их всего, положили все добытое золото, которого было так много, что можно было улицы вымостить, в японский банк. Вскоре обоих расстреляли, и все концы потерялись вместе со сгоревшим архивом. Много лет Петрович ломал голову, как вернуть золото – необходимо было установить родство между ним и этими погибшими дедами. Наконец, нашел он адвоката, молодого, решительного парня, который рискнул всем этим заняться, понадеявшись на обещанные Петровичем проценты с полученного капитала. И ведь получилось! Родство установили, а наследников, кроме Петровича, никаких не осталось. Вот и вышло, что все золото вместе с громадными процентами, накопившимися в банке, досталось ему одному. Адвокат приехал вместе с ним в нашу Гузеевку, уже по опыту уверенный, что с Петровичем дело пойдет где угодно, и стал его личным юристом. А Петрович… Он поставил весь наш городок с ног на голову! Безусловно, мог он и за границу уехать, или просто в ту же Москву, но видно, решил он, как говорится, не вторым быть в первом ряду, а первым – во втором. Автосервис, восстановленная чулочно-носочная фабрика, кафе, а следом и рестораны, сеть магазинов… Можно было бы долго перечислять те предприятия, которые рождались из-под его легкой руки. Но этого ему было явно мало. Городок должен расти, а для этого торговли мало. Кто будет покупать, если людям работать негде?! И тогда Петрович взялся за курортно-гостиничный бизнес. Как бы ни жалок был когда-то наш городок, но находился он в прекрасном месте, окруженный несколькими совершенно потрясающими озерами с удивительно чистой и, как оказалось, целебной водой. Санатории выросли один за другим, к ним протянулись дороги, организован транспорт. А это все рабочие места – строители, водители, врачи и горничные. Всем место нашлось! Потянулись желающие отдохнуть и подлечиться в недорогих и очень уютных корпусах. И вот тут возникла проблема настоящего транспорта – автобусы не в силах были перевезти всех. Железной дороги поблизости не было, и тогда Петрович решил вернуться к тому, что всегда любил – к небу! Родилась идея собственной авиакомпании. Петрович тогда надолго опять исчез и все ждали его с огромным нетерпением. Даже те, кто о его идее не подозревал. Просто однажды он уже исчезал и с его возвращением поселок вернулся к жизни. Теперь, спустя десять лет, Гузеевка перестала быть похожа на грязную, запущенную деревню, по весне тонувшую в слякоти, летом глотавшую пыль и населенную алкашами.  Она превратилась симпатичный городок с чистыми, уютными улочками, отремонтированными и заново построенными домами. Восстанавливались лишь те дома, которые того стоили – крепкие, большие, красивые. Трущобы сносились, а вместо них вырастали новые коттеджи, со всеми удобствами.  Петрович постарался сохранить как можно больше зелени, дороги проводились аккуратно. Жители снесенных домов сразу же обретали новое жилище. Конечно же, не все и сразу. На самом краю городка еще оставался район, который застраивался когда-то последним, но застраивался наскоро, бараками для рабочих того самого сгоревшего завода и оказался самым нежизнеспособным. Место было не самое живописное, и Петрович, казалось, не очень торопился его перестраивать. Жителей переселили в новые многоэтажки, бараки почти все снесли и речь, кажется, зашла о большом развлекательном центре. Но проект еще не был готов и на месте этого района, который когда-то назывался Рабочим поселком, образовался пустырь. Там еще мрачно пустовали несколько старых зданий, построенных еще до революции, в них гулял ветер и играли в привидений и войну мальчишки… Очень смутно я помнила, как мой отец водил меня маленькую с собой в Рабочий поселок к своему другу, старому пианисту, который преподавал в детской музыкальной школе, которая располагалась  в одном из дореволюционных зданий. Кажется, чьем-то частном доме. Хозяева его давно сгинули в пучине советского времени – революции, репрессий, войны. Никто уже толком не смог бы рассказать о них, а я и не интересовалась. Помнила потом лишь, что папа мой, заходя в здание этой музыкальной школы, всегда грустнел. Он каждый раз подходил к старому роялю, оставшемуся, кажется, от старых хозяев, той самой сгинувшей семьи, гладил ладонью его крышку с потрескавшимся лаком, и я видела, как менялось его лицо, как слезы появлялись в его глазах, таких странных – серых, но при этом миндалевидных. Он был красивым, мой отец. Но явная восточная кровь обращала на него внимание многих, хотя, в нашей стране людей с азиатской внешностью более, чем достаточно. Я спрашивала у родителей, кто же папа по национальности, мне отвечали – русский. В паспорте его значилось то же самое, а сам он однажды поведал мне семейную легенду о том, что какая-то наша прапрабабка была дочерью монгольского хана, и ее украл русский купец, потому что, была она необыкновенной красоты. Отец сказал, что такие вливания крови другой расы не пропадают бесследно. Мол, иногда, даже спустя очень много лет, время от времени рождаются дети, на внешности которых эта кровь оставляет отпечаток. Так вот, мол, случилось и с ним. Он рассказывал, как дразнили его в детстве, как старуха-соседка обзывала потомком Чингиз-хана, и что, мол, самое смешное в том, что это и в самом деле могло оказаться так. Ведь отец нашей прабабки вполне мог быть потомком знаменитого хана…