Подросток появился в своей комнате, но гитара была перед входом.

Оказывается, его окликнул твердоватый голос.

Он был одет точно также, хоть и потемнее и без цветка. Его волосы бельгийского шоколада были аккуратно уложенные и причёсаны. Голубоватые глаза строго, но при этом по мягкому, смотрели на Никса.

— Так мы едем в консерваторию или нет?

Только Николас собирался кивнуть, как тут же вдруг что-то вспомнил. Что-то такое мимолётное и… не очень хорошее. И что-то, что связано с машиной отца и самим отцом.

Я доверяю отцу, как самому себе, но что-то мне подсказывает, что не стоит ехать на его машине…

Как если бы что-то из подсознания пыталось его защитить и Никс это понимал очень хорошо. Выйдя из себя, он наконец-то ответил слегка детским голосом:

«Пап, слушай, сейчас же уже два, так? Все в городе спешат на этот концерт. Значит сейчас час пик. Так может мы лучше дойдём до него так, на своих двоих? Тут всё равно час идти до неё…»

Отец призадумался:

«Хм, а ты ведь прав. Ладно, так и быть. Пройдемся пешком».

Никс прихватил гитару, и они вышли из дома.

В итоге, они смогли дойти пешком до обсерватории. Несмотря на волнение перед толпой кучи людей, Никс сыграл отлично и без всяких ошибок своё произведение. Когда объявляли места, Никс оказался на первом месте, чему был рад настолько сильно, насколько раньше не был.

Подросток пришёл домой немного уставшим, но счастливым, к матери у порога дома. Она была одета в свою обычную уличную одежду из джинсов и майки.