Помехи сверкнули по его телу с новой силой. Никс, глухо прошипев от боли, схватился за левую руку.

В тот момент, когда он уходил из собственной комнаты, Николас почувствовал, что сильно прихрамывает и постоянно спотыкается. Как если бы тот резко разучился ходить или ему стрельнули в ноги. Впрочем, оба варианта звучали как правда в этой ситуации.

— Мам…?

Подросток старался, насколько вообще возможно, быстро идти на кухню, где в данный момент находилась мать. Никс вдруг подумал, что если бы было бы скоростное соревнование среди улиток и подросток бы в нём участвовал, то он бы успел лишь доковылять до середины гоночной трассы, в то время как все остальные закончат гонку. И то не точный факт, что он мог дойти хотя бы до середины.

— Мама!

Его голос был горький, как редька, и высушенный.

В это время Николас смог дойти до кухни, придерживаясь рядом с дверью.

— Да, что случилось… Никс?

Завидев Никса, она выключила кран и перестала мыть горку из посуды.

— Никс…?

Сердце начало по бешеному стучать. Боль от глюков казалось и вовсе мелочной, по сравнению с леденящей дрожью, что охватила всего Никса. Глаза опалового зелёного сузились, наполнились ужасом и страхом. Головной шум, словно огонь на зажжённой спичке, вновь вспыхнул. Подросток схватился за неё, словно пытаясь сдержать его.

— Кто вы? Что я здесь делаю? Что вам от меня нужно?

Когда это всё прекратится в конце концов?