-Но вам-то что? Вы так сердитесь, так взволнованы! Что происходит, Сержант?
Я провела рукой по своим коротким волосам, взъерошила их — прическа ведь больше не нужна…
-Вы считаете дни, оставшиеся сердцу вашей мамы… Она у вас замечательная! Глядя на нее, я подумала о своей маме, о своих родных, которых больше нет со мной, и которые были единственными людьми на этом свете, которые любили меня и переживали о моем сердце. Оно здоровое у меня, но тоже живое, тоже чувствующее, господин штандартенфюрер!.. Я знаю, для вас, для вашей страны я — мусор, который, оказалось, еще можно использовать. А для вас — еще и дважды. Все равно в расход. Но напоследок, просто, что бы вы знали, да от смелости, которую мне придал мой удачно выправленный сегодня внешний вид — в своем провонявшем бензином комбинезоне я вряд ли бы решилась на это — я скажу. Вы — слепец, господин штандартенфюрер! Вас нельзя и близко к разведке подпускать, потому что, вы ни черта не разбираетесь в людях.
Столько времени вы общались со мной, глядели мне в глаза и ничего, совсем ничего не увидели. Впрочем, возможно, потому, что и не хотели видеть.
-Что? Что я должен был увидеть? — он схватил меня за плечи так сильно, что мне стало больно. — Говорите!
Я лишь рассмеялась.
-Говорите, я вам приказываю!
Я смолкла, подняла глаза, и он увидел, наконец, мои слезы.
— Я…я люблю вас, господин штандартенфюрер… Господи боже, я так вас люблю!