Боже, ну, конечно, он проникал сюда! Каждый раз, когда Ральф уже спал. Стервятник ничего не мог с собой поделать — ему нужно было увидеть сон Ральфа своими глазами. Каким бы жутким он не был, Стервятник усаживался на пол рядом с изголовьем, чуть приподнимался на коленях, как суслик, и смотрел его сны, пока не начинал ощущать, что и его уже порядком разморило. Он приходил, когда было плохо, когда не было Ральфа, и забирался под его кровать, чтобы вытянуть на свет божий его кожаный чемодан. Стервятник расстегивал молнию, которая всегда немного заедала посередине, откидывал крышку и на минуту замирал. Он смотрел на одежду Ральфа, впитывая в себя картинки. У Р Первого было две яркие летние гавайские рубашки, по которым Стервятник пробегал пальцами, были джинсы, которые Стервятник изучал царапающим движением ногтей по ткани, были черные и белые банданы, которые Стервятник повязывал на голову, шею и левое запястье. А ещё было белье. Нет, в нем не было ничего особенного или странного. Ральф не носил стринги (за что Стервятник был ему безумно благодарен), у него не было дырочек на трусах в интересных местах, не было кружева… У Ральфа были обычные боксеры и… Джоки. С резинками под ягодицами.

Когда минута оцепенения проходила, Стервятник со стоном падал лицом в чемодан. Он разрывал носом ткань, как поросенок, учуявший жёлуди, ластился и тёрся щеками и всем лицом о ткань, скулил и плакал и до безумия глубоко вдыхал запах Ральфа. Он зарывался носом в боксеры Ральфа и вдыхал тонкий аромат его светлой кожи и ромашкового кондиционера для белья. Он стонал и сжимал себя через бельё и брюки, сжимал до боли, до слёз из глаз, до зубного скрежета и испарины на лбу. Нельзя. Нельзя-нельзя. Здесь — нельзя. Но, блять, как же хочется!.. Просто дотронуться до ткани. Просто ощутить ее поверхность на языке. Просто взять в рот и сделать мокрой от слюны. Просто увидеть Ральфа в них…