— Надеются только пид*ры, друг мой, — философски изрек Ретар и повернулся в сторону жилого здания, — Горючка[1] – вещь полезная, так что бутылки надо бы взять с собой, отдадим их Цинтлеру. А пока – пошли вон к тем лавочкам.

Мертворожденные подобрали оставшиеся бутыли и направились к скамейкам у детской площадки. Вслед им раздавались хлопки взрывающихся шин.

— Ну, Шарн, рассказывай, чем занимался до моего прихода, – сказал Гаротон, плюхнувшись на скамейку.

— Трахался с Лимой, если коротко, — фыркнул закадычный друг.

Гаротон внезапно выпучил глаза и уставился на друга с выражением крайнего удивления на лице.

— Серьезно?! А она только с тобой пошпилилась и ушла?

— Нет, когда я уходил, она собиралась еще пораздвигать ноги перед остальными.

— То есть, пока мы шли сюда, в нашем штабе разворачивалась массовая оргия?! И я её пропустил?! Пи*дец…

— Господи, ты же знаешь, где её найти. Придешь, заплатишь и отъе*ешь её в тишине и спокойствии.

— Так-то да, вот только она нередко дает скидочку, когда приходит к нам в штаб… Ладно, расскажи хоть, как всё было.

— Да как обычно, — мрачно ответил Шарн, — Шлюха, она и есть шлюха.

— Злой ты. Девочка же в тебя влюблена.

— Влюблена… В х*р мой она влюблена, вот и всё – отозвался Кейранд, закуривая.

— Знаешь ли, у меня в штанах тоже не тампон. При этом, ко мне Лима лезет всегда после тебя. И не говори, что дело в твоем кошельке – доходы у всех членов нашей банды почти одинаковые… Нет, эта сучка определенно чувствует к тебе что-то особенное, — усмехнулся Гаротон, — А то, что она очень интересуется твоим членом – так это просто потому, что для неё это единственный способ принести тебе хоть какую-то пользу. Она же понимает, как ты к ней относишься. Не может понравится тебе, как человек – будет привлекать тебя своей киской… У неё и так незавидная участь, а ты еще и отвергаешь её…