Кто-то из самых смелых и столь же пьяных тридцатого авиационного лезет к ним, что бы составить компанию, но не удерживается на ногах и сваливается под гогот своих товарищей, с грохотом опрокидывая лавки. Волчица оборачивается и, бросив взгляд на них, лишь грустно улыбается и качает головой, а потом смотрит на меня исподлобья с виноватым видом.

-Она из падших и ты это брат лучше всех знаешь, — вновь подает голос Святогор. Чокнувшись со мной, он опрокидывает содержимое своего стакана и, утёршись рукавом, снова наливает себе: — Они все равно за ней явятся, не в этот раз так в другой. И то, что ты сделал ее старшой первого взвода и своим заместителем не спасет ее от суда.

— Командире, не казали ти, че заповедите трябва да се изпълняват? – перебивая, встрял в разговор Василиск: — Трябваше да изпълни проклетата заповед, а не да те натопи. Нищо, не малка, можеше да направи гордостта си…   (Ей нужно было выполнить этот гребанный приказ, а не подставлять тебя. Ничего, не маленькая, могла бы поступиться своей гордостью).

-И честью? – перебил я его, чувствуя, что меня охватывает гнев: — С каких пор она стала катом и начала выполнять его работу? Я ей такие полномочия не давал и без моего дозволения никто не имеет право принуждать ее делать то, что не входит в ее обязанности. Для этих целей в нашем легионе есть Байкал. …Но даже он никогда не взялся бы палить живьем детей, будь то проверенные или нет. Он взял грех за всех нас на себя, и никто иной — ему же крест сей нести. А выполнив такой приказ после вызвать на поединок чести  она лишена права. Увы. Статус ‘’ падших” не позволяет ей защищать свою честь подобным способом. Хм. А это единственное, что у нее осталось и, что все еще признается с первых “институций совести” и всеми нами. Разве это не так, братья мои?