-Полковник Дарья Краснова…, — снова произнес он и закашлялся. Дождавшись, когда инъекторы жизнеобеспечения вновь впрыснут в его израненное тело очередную дозу и, отдышавшись, он с трудом продолжил: — Полковник, …мы предлагали вам сдаться …без кровопролития и возможность …сохранить жизни — вы неразумно отказались. Теперь же …я ухожу, как победитель, …а вы остаетесь умирать …как проигравшие …и, преданные …теми, ради которых вы пожертвовали своими жизнями. Наши задачи выполнены – война закончилась! …И большего мне от вас ничего не нужно… Прощайте, Даша, …ваши люди дрались достойно,…дай вам Бог разума …больше …не гневить его!

Он постоял еще несколько долгих минут — всматриваясь во всполохи на руинах цитадели, и без надежды вслушиваясь в треск эфира. Но ответа не последовало. Зато послышалось мерзкое шипение воздушных клапанов СРХЗ поднимающих давление и писк зуммера, сигнализирующий о том, что герметичность восстановлена, и радиация больше не представляет смертельную угрозу. Щелкнув ставший невероятно тугим тумблер медицинского дозатора, он лишь крепче сжал зубы, когда начался болезненный процесс вывода радионуклидов из его, еле теплившегося организма. И, развернувшись, побрел прочь, без четкого понимания конечной цели своего маршрута. Никакого тыла больше не было, как не было и никакого полевого штаба, а мачты пространственных порталов видневшихся на горизонте были скручены и повалены. Он вновь зло усмехнулся, осознав, что из многотысячного экспедиционного корпуса, возможно, он теперь остался один и, что выхода из этого ада больше нет, а преодолеть тысячи километров до ближайшего гарнизона КНС он даже при всем желании и везении физически не сможет. Будь он в лучшей форме,  то обязательно постарался бы выжить при любом раскладе — однако теперь от его былого осталось только выжженная тень, неупокоенный дух.