Рыдания вырвались из ее груди, но было так больно, что Лилибет задавила их. Выдохнула и медленно вышла из комнаты. Она решила выпить немного и вспомнила, что Стюарт оставил бутылку виски в гостиной. На лестнице, казалось, во всем доме больше нет никого и ничего, кроме тишины и пустоты. И Лилибет шла, надеясь, что дядя вышел на улицу, пошел к своим свиньям – она жаждала этой пустоты, которой ничего не надо объяснять, которая не полезет с советами и увещеваниями и не станет следить за тем, что она делает — плачет, смеется или надирается виски…

Гостиная встретила ее полумраком наполовину задернутых гардин, тишиной, запахом сигаретного дыма и тонким, еле уловимым… ароматом одеколона Роджера. О-о, она бы узнала его, даже страдая насморком! И моментально ощущение волос Роджера в ее ладонях, когда гладила она его по голове в ночи! Они пахли этим одеколоном, оставляя запах на ее пальцах… Лилибет невольно поднесла пальцы к лицу, опомнилась и поправила волосы. Единственное, что осталось в ней прежним – ее шелковые локоны…

Ужин прошел в молчании. По лицу Стюарта не трудно было уловить едва скрываемое желание поговорить с Лилибет, но она знала – он лишь хочет как-то утешить ее, урезонить, наконец, а ей это было ни к чему. Что толку слушать оправдания в адрес уехавшего Роджера и утешения о том, что все у нее впереди?!.. Стюарт видел взгляд Лилибет и держал рот на замке.