А из полупустого лагеря уже ушёл очередной караван. Тропинки, открытая земля между палатками и поля пустовали, оставшийся в кругу из камней хворост обмок вместе с пеплом и углём в ночном дожде и больше не использовался. Былой шум у крайних палаток стал тишиной, прямо как у палатки Кэнуэля. Два убийства, совершенных накануне – заколотый копьём мужчина и зарезанный пьяньчуга – перестали расследоваться волонтёрами-бандитами. Только шаг прохожих между палатками и удары ржавого меча по красному чучелам звучало в лагере, на который резко спустился туман.

 Гниль на пустом поле наносил удары ржавым мечом по чучелу. Прогресс есть – он стоял  уже с более твёрдой стойкой, но продолжал после каждого удара уводить торс в бок и продолжал медленно возвращать меч на исходную точку. После трёх безостановочных ударов справа-налево, слева-направо и тычка Гниль запыхался, опускал гарду к ногам, продолжая держать остриё на уровне головы. После того, как отдышался, вновь замахивался.

 Но когда Гниль поднял меч на чучело, за ним через туман он заметил силуэт. Тёмный силуэт становился со временем больше во влажной мутной пыли, но спустя пру секунд стал приближаться с размером чуть выше Гнили. Гниль обошёл чучело, пригляделся. С испуганным взглядом поднял острие меча на уродца.

 Голый с обвисшей высохшей серо-голубой кожей худощавый человек с глубокими впадинами в глазах шёл в сторону лагеря. Перебирая ноги, он сгорбленный и лысый, как человек вызывал бы лишь жалость к себе, но сейчас в тумане его вид нагонял страх.