— Уже не помню.

— Обычно это запоминается. Хотя, да, не в твоём случае. Ты уже прижился к такой жизни?

— Не знаю.

— Да, — вздохнув, протянул Берон, — и как мне тебя продавать? Ещё бы немного и мой позвоночник бы раскололся пополам.

— Я сделал это, потому что он ударил Калессию.

— Но, он её не бил. Только придушил.

— Плевать.

Берон вскопал прямоугольник в земле, стал его углублять.

— Давай так. Последуем примеру того мужика, у которого сын умер. Ты не будешь продан гандежам, но поможешь мне в доставке ковра.

— Хочешь, чтобы я тебе помог?

— Да, ёб твою мать. Тебе же уже никак не вернуться обратно домой, к своему отцу…

— Он не мой отец. Вы меня забрали у дяди и тёти.

— Ага…

— Тётя умерла. Не моя мама.

— Ага…

 Берон выкопал яму, набросав земли рядом, бросил лопату острием в кучу земли и схватив труп за руки, перетащил и бросил вниз. Потом бросил второй труп. Гниль смотрел на это без лишних мыслей. Они закапывают людей в землю.

 Когда Берон накрыл их землей и выровнял поверхность. Они без проблем вернулись обратно в палатку. Вечер, как и ночь, никому ничем особенным не запомнился. Постель заняли Берон и Калессия. Гниль спал на скамье. Дол, видимо, вернулся в свою палатку.

 Утро.

— Эй, подъем, — толкнула Берона Калессия, — вставай давай.

Берон поднял голову и протёр глаза, уронил голову обратно на подушку.

— Вставай давай, мне нужно вещи собрать, мы же переезжаем.

— А, точно, ты переезжаешь, — в подушку говорил Берон.