— Конечно, повезёт, сынок, — сказал Гныш. – А я вот ни на что уже не надеюсь. Год-два от силы осталось пополам с узорами. С моими-то болячками.
— Блин, старик, ну не начинай свою песенку заезженную.
— Только одно средство поможет – геномол. Но это недёшево. Тыщ двести минимум. А где их взять?
— А ты, старик, завещай свой организмчик со всеми потрохами в какой-нибудь музей патологий и мутаций, — загоготал Багар во все горло. – Учёные обалдеют от твоих уникальных язв и единственных в своём роде прыщиков толстой кишки.
— Да пошёл ты, — отозвался Гныш.
— Да ты ещё всех нас переживешь, господин Криот, — сказал Фаммиот и поднял рюмку. – Хочу выпить, братва, за ваши мечты. Стеклянные, зыбкие, но такие великие. Ночами выплаканные. Пусть они, несбыточные, сбудутся, черт побери!
Зазвенели рюмки, хрустнули сухари.
— И твои, брат, мечты пусть… это самое…
— Да не-е. Не получится. Всё это… Ахинея. – Фаммиот махнул рукой. – Мои миражи ещё более призрачнее и сказочнее, чем ваши.
— Во! Наконец-то, — сказал Гныш. – Я ж тебе миллион раз говорил – туфта полная мир этот твой райский. Не существует его. Тоже, блин, выдумал – никто там не стареет, не умирает, работать не надо… Небось, ананасы чищенные прямо в рот падают, а, Потный?
Пилот с минуту молча разглядывал бренди на свет в своей рюмке. Потом сказал:
— А я все равно верю. Во снах приходит ко мне это место. Очень часто. Я как воочию вижу эту планету: солнечные долины с мягкой зеленой травой, бесконечные сады с цветущими яблонями, уютные одноэтажные домики с маленькими верандами. В домик зайдешь – там на кухне, на круглом столике чайник фарфоровый стоит. Рядом – чашка и блюдце с пирогом яблочным. У дома – озеро с камышом по берегу, у причала лодка деревянная с веслами.