-«Частица божественная, во всём что ты перечислил теплица» — мягким голосом наставника произнёс молодой человек.

-«Ну а как же кикиморы в болото заводящие, лешие по лесу блуждающие, домовые, что жилище людское от несчастий берегут – они тоже часть божественного?» — дед Коваль ещё раз обошёл дерево, и сел на землю у его корней.

-«Бесовщина это всё и ересь» — уже более строго ответил отец Сергий.

-«Чудная эта «новая вера» твоя. Думаю не всякая душа людская её примет» — дед Коваль закрыл глаза и прислонился головой к дереву – «Разве можно удержать молодых, что в ночь на Купалу в лес на поиски цветка папоротника побегут, дабы желание сокровенное исполнилось; или перестать сладости всякие в сенях за притолоку складывать – для домового – чтоб горе да беду в дом не пускал, да хозяйство от нечисти берёг; а в дни когда солнце снег топить начинает, что ж никто чучело зимнее огнём палить не станет – чтоб теплом жизнь возродилась ? Не выживет род человеческий, если с землёй, ветром, огнём и водою слова единого найти не сможет» — дыхание у деда Коваля становилось всё реже и тише – «Так что, вряд ли ты верою … своею… людские души покорить сможешь… вот только… если… старую и новою … соединить … возможно было… тогда… одна другую дополнит… и силу небывалую … обретёт…» — голос стих.

Отец Сергий за всё время монолога деда Коваля не смотрел в его сторону. Чтобы скрыть раздражение охватывающее его, он изучал противоположный берег реки и как только наступила тишина разразился негодованием.