Это Бериту уже было сложно.

–Да! Величайшее счастье – свобода. Если ты имел шанс коснуться греховности, но ушёл от неё, выбрал чистоту души и нищенство – ты счастлив.

            Берит запоминал.

            В другой раз виконт расходился другим монологом:

–Нет большего блага, чем отдать всё, что у тебя есть, за идею.

–За какую, господин?

–За искреннюю! За свободу, за народ, за власть короля и свет Луала и Девяти Рыцарей Его. Гибель становится праведной, если происходит за идею, и душа остаётся вечной, остаётся свободной. Но во что же так верить, во что же так обратиться, как не в преданность народу и трону?

            Берит горячо соглашался. Наверное, он был из тех людей, которые могут прожить в покое и меланхоличном равнодушии всю жизнь, пока не встретят что-то или кого-то, кто пробудит в их душах океан. Берит больше не был прежним. Он не грезил, не мечтал, не зажимался и не замыкался – виконт Саллес, сам того не зная, обнажил в душе Берита океан, и тот теперь буйствовал, и тело его жаждало движение, а разум мыслей.

            Теперь, бывало так, что и Берит говорил:

–Всё, что делает Луал для Маары, и всё, что делает король – правильно и абсолютно. Они оба – власть небесная и власть земная служат народу и должны следовать наперекор народному сопротивлению, чтобы привести народ к благу.

            Берит замирал, ожидая похвалы Саллеса и тот отзывался: