– А я тебе щас всё подробно разъясню. В первую мировую шибануло прадеда твоего Антона – лошадь под ним на смерть, а ему ногу дохтора потом по кусочкам смастрячили, но видимо не все кусочки-то составили господа клистиры энти ходячие… Стал он на одну ногу-то короче. Так и  прохромал он всю остатню жизню… 

        Спирт начинал своё действие даже на такого богатыря и деда Матвея влекло всё дальше и дальше: 

– Деду вот твоему Семёну, при мне на фронте, уже в самом конце войны разрывными по ногам секануло и теперича носит он обувку на одной ноге нумер сорок пять, а на другой нумер сорок три… 

        Мне и досадно было за непредвиденную задержу и в тоже время я сильно соскучился по рассказам деда Матвея. А тот, не замечая моей досады распалялся всё жарче и жарче: 

– Отец твой вот не воевал, однако ж новую баню с Семёном они строили – бревном по ноге ему так шандарахнуло, что нога, как веточка хрупнула. Месяц в гипсу проходил. А топерича и тебя вот, опять же в ногу… Ну и скажи после энтого, что порчи у вас на ноги нетути?! Есть и не спорь даже… Тебе срочно надобно к бабке Вере идтить, к колдунье. Пущай зараз порчу с вас снимает срочным аллюром. 

        Предупредив меня о наведённой порче, дед посчитал свой долг выполненным. Организм его требовал благодарности за столь «ценную» информацию. Поэтому он вновь протянул мне стакан. 

– Ну, бог он троицу любит. Давай по остатней плесни еще, а то уж скоро твои прибегут. По всем моим расчетам весточка радостная до них уже доскакала… Эх-ха!