— Вечная красота, значит, — протянул Михаил, окинув взглядом детей, потом кротко взглянул на отца. – Что ж, ты и вправду говоришь, как мой отец. Столько самодовольства. Ботаник, обманувший смерть. Или безумец, хотящий так думать?

— Сынок…

— Твои цветы, конечно, красивые, — продолжил Михаил. – Вот только деревья перед нашим домом тоже были красивыми. Во многом потому, что не только цвели.

— Дядя…

Михаил опустил глаза на Таню.

— Прости меня… — он крепко вцепился девочке в плечо и со всей силы оттолкнул прочь, после чего схватил канистру, вскрыл ее и метнул в сторону отца. Тот ловко уклонился.

— Опомнись, Миша! Я не позволю! – зашипел старик. Михаил тем временем уже вскрыл и опрокинул на пол вторую канистру. Содержимое стало быстро разливаться по подвалу, наполняя воздух бензиновыми парами. Мужчина уже хотел было выхватить зажигалку, но на спину ему запрыгнула Таня, обхватила шею руками и начала душить. Другие дети тоже набросились на него. Вцепились в ноги, руки. Не удержав равновесие, Михаил рухнул на пол.

Настольная лампа теперь вместо нежного теплого света излучала ярко-красный. Глаза у детей расширились и пожелтели. Руки их удлинялись, изгибались, стали походить на шипастые стебли. Их рты разрывались множеством острых зубов, что хищно клацали в считанных сантиметрах от лица Михаила. Зрелище жуткое, но он не боялся. Ударами ног он смог оттолкнуть нескольких тварей. Руками же, что есть сил, пытался разнять удушающие объятия Тани. Положение казалось безнадежным. Шипы, пробившиеся сквозь грубую зеленую кожу рук-стеблей, вписались в шею, раздирая ее до крови. Как ни старался Михаил, он не мог избавиться от этих пут. Каждый вздох давался все труднее, а изменившиеся дети и не думали отступать, продолжая бросаться на него, как свора собак. Возникло чувство, что все кончено, что он так и умрет здесь, в подвале. Тем не менее то был лишь миг, отчаяние не успело поглотить Михаила. Когда дышать стало почти невозможно, он увидел силуэт брата. Не то уродливое искаженное создание, что преследовало его по прибытию в город. То был Олег, каким Миша его запомнил: вечно серьёзный, с очками в толстенной оправе. Он протянул брату руку.