Пол ходил по парку, не находя места. Случайно, он познакомился с известным журналистом, бродившим в поисках нового сюжета. Пол рассказал ему печальную историю об участи Рафаэла. О том, какой это замечательный, необыкновенный был человек, что он наверняка был послан на землю кем-то свыше и, возможно, подобно Иисусу, взирает сейчас на человечество с небес. Возможно, это подлое убийство было вторым искуплением грехов человечества. Пораженный необычайным сюжетом, журналист предложил Полу рассказать эту историю в своей передаче, чтобы выкрыть подлых убийц несчастного мальчика. Пол с удовольствием согласился, лелея в душе светлую память о друге. Справедливость непременно должна быть восстановлена, иначе и быть не может.
Аманд в кожаной куртке и темных очках хоронил отца. Родственникам ничего не сообщили. Когда они узнают, будет уже поздно и Аманд избавится от ненужного спектакля, наигранного горя и соболезнований, которых на самом деле нет. Его лицо было непроницаемым, а изредка играла презрительно-довольная усмешка.
Много камер, много журналистов, какая, в сущности, скука, всего лишь хоронят богатого и старого пердуна. Теперь дилемма с наследством решена. Он богат. Он здоров. Он отдаст себя всего во власть разврата и алкоголя. Он сделает из дома этой сломанной старой обрюзгшей куклы в гробу настоящий бардель!
Аманд едва заметно улыбался, с нетерпением ожидая, когда же гроб наконец засыплют толстым слоем земли. Он сплюнул в могилу, пока никто не видел. По крайней мере, это было от души. Слюна приземлилась на черный бархат гроба.
«Прощальный поцелуй!» — про себя улыбнулся Аманд. — «Спи спокойно, старый пердун, и пусть земля тебе будет пеклом!» Он ушел, надев на лицо монотонную маску. Молча, не оборачиваясь. Это событие можно с удовольствием отметить. Проходя мимо парка, Аманд увидел болтающуюся от ветра кормушку для птиц, подвешенную на ветке дерева. Аманд вспомнил дневник Рафаэла, в котором было написано, как он делал кормушки и кормил птиц, и его разобрал приступ смеха. Он сорвал кормушку с дерева. Испуганная синица улетела. Продолжая хохотать, Аманд подкинул деревянный домик, а когда тот упал, прыгнул на него. Домик заскрипел, дощечки согнулись пополам, начали трещать. Чувствуя себя едва ли не властелином мира, Аманд пошел к дому, думая о выпивке и нежданном наследстве. Деревянный сломанный домик остался лежать посреди аллеи. Похороны отца транслировались сегодня по всем каналом. Экое великое событие! Аманд с удовольствием пялился на себя в зеркало, любуясь своей эффектной внешностью. И вот… Знакомое лицо… Пол. Это он.
— Мой друг кинулся под колеса автомобиля, спасая жизнь пятилетнего ребенка. Смертельной опасности не было, но в операционной у него вынули печень, потому что сын-алкоголик богатого хирурга был болен циррозом печени…
— Епт! — проговорил Аманд, залпом осушив бокал.
— Вот фамилия и имя этого хирурга и его ассистента…
— Поздно, с мертвецов спроса нет! — сказал Аманд, задрав ноги на спинку кресла и запустив ладонь в пачку с чипсами.
Далее Пол показывал фотографию своего друга, плакал, призывая всех восстановить справедливость. Он стал рассказывать о жизни Рафаэла, о том, чем он занимался по жизни, как любил людей и самоотверженно помогал всем, кому мог. Это взбесило Аманда.
— Теперь из него святого сделают, какой идиотизм!
Аманд искренне не понимал, как и за что можно любить людей и безвозмездно что-то для них делать. История Рафаэла все больше бесила его. Особенно пристальное внимание к ней со стороны журналистов.
— Подарки детям! Это показное великодушие, чтобы зрители считали тебя добродетельным и святым. Да кому нужна эта дешевая бутафория!
На следующий день Аманд поехал в игрушечный магазин и накупил там самых дорогих игрушек. Увидев в городе мальчика, он крикнул ему:
— Эй, мальчик, иди-ка сюда! — Аманд стал давать ему дорогую игрушку. — Бери, я сказал! Быстро! — мальчик испуганно заплакал и убежал. Дети сторонились его. Никто не брал игрушек, хоть они были самыми дорогими.
— Тупорылые ублюдки идиотов, — сказал Аманд, бросая ворох игрушек в мусорный бочок. — Из которых вырастут такие же идиоты!
Он шел к хибарке, в которой обитал Пол, с целью украсть дневник этого дурачка, о котором говорят, что он едва ли не святой.
Пол встретил его с изумлением:
— Ты??? — его глаза округлились. ОН показал газету с фото Аманда на похоронах отца.
— Подлая лицемерная тварь! — вскричал Пол. — Так это из-за тебя умер этот святой человек! Скотина, верни его печень, иначе я выгрызу ее зубами, как крыса!
В исступлении Пол накинулся на Рафаэла. Завязалась драка.
— Так и надо твоему другу-лошку! Он был лошком, им и помер!
Нечеловеческими усилиями Пол дотянулся до шеи Аманда и сомкнул на ней свои руки мертвой хваткой.
— Скотина! — дребезжал его голос. Неожиданно вспомнилось лицо Рафаэла, его добрая, дарящая душевную теплоту, улыбка. Хватка ослабла. Его светлый воздушный образ сводил любое насилие к нулю. Секунду назад готовый прикончить Аманда, Пол разжал руки. Аманд тяжело дышал, потирая шею:
— Чего же не довершил начатого? Отчего меня не прикончил? Ты такой же лох, как и твой мертвый уже друг!
Аманд ожидал повторного нападения, но его не было. Пол искоса посмотрел на него:
— Иди. Иди отсюда. Никогда больше сюда не приходи. Мой друг простил тебя, он не держит на тебя зла. Аманд криво улыбнулся. Он зашагал в противоположную сторону и свалился в открытый люк, припорошенный листьями в темноте. Нечеловеческая боль заставила вскрикнуть. Кажется, он сломал себе ногу. Пол обернулся и пристально посмотрел.
— Давай руку, — наконец сказал он, подойдя к люку.
— Отвали, — сказал Аманд, корчась от боли. Однако, осознав, что самому ему отсюда наверняка не выбраться, схватился за протянутую руку. Пол, не без труда, вытянул его на поверхность.
— Идем ко мне, я наложу шину, — сказал Пол.
Аманд чувствовал такую боль, что ему было уже все равно. Поддерживая, Пол кое-как довел Аманда до своей хибарки. Ловкими движениями он наложил на сломанную ногу шину и достал из аптечки обезболивающее.
Аманд с презрением следил за каждым его движением. Наконец он с отвращением фыркнул:
— Иисус, благодаря мне умер твой «святой» друг, во мне его печень! Твой друг гниет в земле, а я продолжаю бухать и извращаться. А ты, лох, возишься со мной, вместо того, чтобы прикончить, как я того заслужил! Я тебя презираю!
Пол сузил глаза, пристально вглядываясь в его надменное, бездушное лицо. Он еле сдерживал себя.
— Не мне решать, кто и чего заслужил, — утихомирив свой гнев, ответил Пол.
— Я вызову себе такси, — сказал Аманд, презрительно улыбаясь. — Сгниешь в нищете, добродетельный лох. Займись изготовлением кормушек для птиц, как твой друг-идиот.
Пол вышел, чтобы в гневе не наделать вещей, о которых впоследствии будет жалеть. Воспоминание о Рафаэле придало сил. «Не отвечай злом на зло», — говорил Рафаэл. — «Иначе этот круг никогда не закончится».
Может он и вправду был Иисусом, только переродившимся в новом тысячелетии, воплотившийся в новом человеке? Но Рафаэл ненавидел слепого поклонения, рабства мысли, зомбированного религией мозга. Кто же он тогда? И что же делать, если не отвечать злом на зло? Подставлять другую щеку, как написано в Библии? Или не делать ничего?
Аманд бегло искал дневник Рафаэла, но его нигде не было. Дождавшись такси, он поковылял к двери, держась за стену.
— Лучшее обезболивающее — это бутылка виски! — сказал он.
Пол молча провожал его глазами.
— Если ты ждешь от меня благодарности, то ты ее не получишь, — бросил небрежно Аманд со всем презрением.
— Мне не нужна твоя благодарность. Мне жаль тебя, — спокойно ответил Пол. Аманд залился звонким смехом.
— Тебе жаль меня, оборванец??! Пожалей лучше себя! Ты живешь в жалкой хибарке в безденежье, а я имею огромное состояние, ты — лох!
— Разве приносит тебе счастье твое огромное состояние? — спросил Пол.
— Еще и какое! Я делаю, что хочу, пью и ем, что хочу, в отличие от тебя, бомжары, — ответил Аманд.
— Это иллюзия. На самом деле ты несчастен, и знаешь это. Ты духовно болен…
— Иди к черту, философ! Оплакивай своего умалишенного друга, — он вышел, постанывая от боли.
Пол глядел в окно за тем, как он садится в такси. Он думал.
