5
 
     Эммануэль стоял, как всегда наблюдая за руками пианиста. Он смущался смотреть на Бертрана, но чувствовал его душу, чувствовал, что они соединились, их души… От этого становилось тепло и приятно.
     — Можно ли я попробую что-нибудь сыграть? — не выдержал наконец Эммануэль, подойдя к учителю. — Я никогда не дотрагивался до клавиш, но всегда мечтал попробовать.
     — Этому нужно учиться не один год, но вы можете попробовать, это вреда еще никому не приносило.
     Эммануэль с трепетом дотронулся до клавиш. Под его пальцами клавиши будто ожили. Он в точности воспроизвел сонату, которую играл учитель, только нежнее, чувственнее.
     — Вот, вы солгали, молодой человек, — сказал учитель. — Говорили, что никогда не дотрагивались до клавиши, а сами наверняка учитесь в консерватории.
     — Я не солгал вам, — ответил Эммануэль. — Мои пальцы в первый раз в жизни коснулись клавиш. Просто, стоя здесь часами, я внимательно изучил движение ваших рук и повторил то, что вы играете. Но я не знаю даже нот.
     Учитель удивленно посмотрел на него:
     — В таком случае, может быть, вы еще что-нибудь повторите из того, что я играл, раз у вас такая замечательная память?
     — Я с удовольствием попробую…
     Эммануэль принялся играть. ОН играл и играл. Музыка струилась, как по волшебству. Учитель смотрел и слушал  в немом изумлении.
     — Я сражен вами наповал! Вы сыграли мое собственное произведение, которое я сыграл здесь всего лишь один раз. Вы сыграли его лучше меня! Вы просто гений! Вам нужно обучаться музыке, и я готов обучать вас. Бесплатно. Таких людей, как вы, единицы!
     — Я очень польщен вашим предложением, но мне нужно что-то есть, а для этого нет времени, приходится работать.
     — Я подумаю, — сказал Эммануэль. Бертран был недоволен.
     — Не ревнуй меня ни к кому, — сказал Эммануэль. — Наши души познали одна другую, они и так вместе.
     — Ты очень талантлив, — заметил Бертран. — Я боюсь потерять тебя, если к тебе каждый раз будут проявлять столько внимания…
     — Все люди — эгоисты, — сказал Эммануэль. — Но я рад, что ты ревнуешь меня. Мне доставляет это удовольствие, потому, что я хочу быть с тобой…
     Бертран, едва дыша, дотронулся до его руки:
     — Это будто сон, боюсь проснуться, что все окажется иллюзией…
     Эммануэль ответил на прикосновение:
     — Я весь день думал о том, когда он закончится и я смогу вновь насладиться твоими губами, повторить вчерашний прекрасный вечер.
     — Идем, идем отсюда поскорее, — ответил Бертран, — возьмем поесть и отправимся домой.
     — Да, я не могу дождаться этого, — сказал Эммануэль. Они вышли, с трудом сдерживая порывы.
     — Наконец-то мы дома! И этот старый плед лучше атласных простыней! И здесь нам никто не помешает.
     — И здесь мне не к кому тебя ревновать, — сказал Бертран и впился в его губы, целуя с неистовой страстью. Быть может час так прошел, а они не могли оставить друг друга в покое. Хотелось уже чего-то большего, чем поцелуи, хотелось всего, что только возможно.
     — Я хочу почувствовать твое тело, — проговорил Эммануэль. Они были почти обнажены. — никогда бы не подумал, что буду так сильно желать парня…
     — Да какая разница, раз ты уже получил мою душу, бери все, что хочешь…
     — У меня нет опыта в таких делах, — проговорил Эммануэль.
     — Слушай зов сердца и плоти, можешь делать все, что тебе вздумается.
     — Тогда целуй меня, ты — тот, кто понял и поддержал меня, ты — тот, кто мне нужен и кому нужен я. Чего же еще! Я стану твоим, как и ты моим…
 
     — Можно мне попробовать порисовать? — спросил Эммануэль, беря у художника лист бумаги и карандаш.
     — Бертран, я хочу нарисовать тебя… — он еле заметно взял его за руку. Бертран молча сел. Эммануэль начал рисовать. Когда его глаза встречались, оба становились смущенными, но дрожь шла по коже при воспоминании о прошлой ночи, заставившей почувствовать новые, не изведанные еще, ощущения.
     — Какой чудесный портрет! — восхитился художник. — Детали прорисованы до совершенства, вы очень талантливы!
     Улыбаясь, Эммануэль протянул Бертрану портрет.
     — Возьми, ворон, это тебе… Если бы здесь никого не было… — шепотом добавил он.
     — Как вы насчет того, чтобы позаниматься музыкой? — спросил учитель. Бертран с неудовольствием отвернулся. Эммануэль дотронулся до плеча Бертрана:
     — Всего пару часов, ворон, пожалуйста, я буду думать о тебе каждую минуту…
     — Хорошо.
     Учитель увел Эммануэля в зал, где стояло пианино.
     — Скоро сюда приедет один очень известный человек, который вращается в сфере искусства, очень влиятельный. Я рассказал ему о вас. Он заинтересован и хочет познакомиться.
     — Я не против, — улыбнулся Эммануэль. Он в точности повторил все упражнения учителя. Для этого ему достаточно было несколько раз понаблюдать за его руками.
     — Вы гениальны, у меня нет слов, — ответил учитель. — Есть ли такое, чего вы не сможете?
     — Нет, — самоуверенно ответил Эммануэль.
     Бертран ждал, сидя на лестнице. Обиженный. Эммануэль обнял его за плечи и поцеловал в голову.
     — Он приставал к тебе?
     — Разве этот человек похож на гея? — Эммануэль засмеялся.
     — Ты так красив, что все мужчины скоро могут стать геями.
     — Какие глупости, ворон, ты просто несешь любовный бред. Уже поздно, давай заночуем здесь?
     — Здесь? — спросил Бертран.
     — Я каждую минуту думал о тебе, как помешанный. То, что было вчера между нами, просто волшебно.
     — Пойдем, — Бертран взял его за руку и увел в глубь зала. Он открыл дверь кабинета. Стоял черный рояль. Висели портреты Баха, Моцарта и Шопена. В вазе стоял букет цветов.
     — Здесь обворожительно!
     — Я знал, что тебе понравится, — сказал Бертран.
     Эммануэль направился к роялю. Открыл его и начал играть.
     — Нас услышат! — сказал Бертран.
     — Пусть слышат! — Эммануэль играл и смеялся.
     — Я думал, ты и вправду ждал уединения со мной, — ответил Бертран. Эммануэль захлопнул рояль. Его лицо стало серьезным.
     — Ждал… На самом деле, очень ждал… — он потянулся к нему губами и они целовались со страстью, от которой бросало в жар.
     — Целый день этого ждал, — прошептал Эммануэль.
     — Я знаю, что ты любишь! — Бертран разорвал розы из цветочной вазы на лепестки и усыпал ими поверхность рояля. Ярко-красные поцелуи на черном дереве.
     — Ворон, что ты делаешь? О, Господи, я люблю тебя!
     Бертран опустил его на рояль:
     — От твоей красоты кружится голова!
     Эммануэль улыбался.
     — Что ты чувствуешь ко мне? — он держал его на расстоянии.
     — С ума схожу…
     Эммануэль опустил руки:
     — Значит, делай со мной все, что ты хочешь… А потом я сделаю с тобой все, что сочту нужным…
     — Когда я касаюсь тебя, у меня дрожат руки… — прошептал Бертран.
     — Не бойся, — Эммануэль взял его руки в свои, нас видят только Бах, Шопен и Моцарт… Поцелуй меня, пожалуйста…
     — Поцелую тебя, и не только…