Хэтфилд сидел на балконе в окружении пустых бутылок. Словно ковёр из опавших листьев по полу были разбросаны хабарики. Кот плакал… И вдруг ему стало настолько противно, настолько мерзко от всего это фарса – от всего этого человеческого лицемерия и мерзости. От воров чиновников устроивших геноцид собственного народа ценами и стоимостями. От жадности власть имущих. От нищеты ветеранов кровью и ещё раз кровью отстоявших право их внуков быть людьми. От внуков, словно плюющих на лица собственных дедов выросших в мразей. От искалеченных войной детей Донбаса. От того как людей превращают в быдло. От того как истинные чувства, столь искусно заменяются на пустоту. От того что сама доброта и созидание больше не в моде. В тренде смотреть какой то там Дом и неких пацанов через большую плазменную панель превращаясь в таких же дебилов что и на экране. Всё это вдруг вырвалось из кошачьей груди сначала бессвязным воем и лишь через секунду его вой превратился в слова. Отстукивая ритм бутылью он пел сквозь слёзы, катившиеся из больших кошачьих глаз — Allons enfants de la Patrie,
le jour de gloire est arrivé
Contre nous de la tyrannie
L’étendard sanglant est levé.
L’etendard sanglant est levé:
Entendez-vous dans nos campagnes
Mugir ces féroces soldats?
Qui viennent jusque dans vos bras
Egorger vos fils et vos compagnes. 

 И лишь закончил он куплет, как вдруг с улицы, сквозь открытое окно,  донеслось — Aux armes citoyens,
Formez vos bataillons.
Marchons! Marchons!
Qu’un sang impur
Abreuve nos sillons!