— Милый, в воскресенье мы отправляемся на ярмарку. Там будет выставка авиаторов. Не спорь! Я должна представить тебя своему новому знакомому. Он славный, тебе понравится.

Авиатор мне не понравился. Он стоял у кромки поля спиной к зрителям, подбоченясь, и разглядывал крепления своей деревянной птицы, как будто ничего больше не существовало. Но на оклик моей супруги повернулся. Скоро ей надоели наши вежливые расшаркивания, и она упорхнула к своим товаркам, оставив меня в неловком положении. Авиатор глядел чуть свысока, на его загорелом лице было написано желание поскорее вернуться к возне с машиной.

— А ведь я тоже в некотором роде летатель, — брякнул я, чтобы развеять молчание.

— Небо зыбкая стихия, более зыбкая, чем море, — ответил он. — Невозможно летать «в некотором роде». Если поднялся в лазурь, то уже не выйдет  отступить, пока не приземлишься. На мгновение выпустил штурвал — всё, погиб! Только и следишь, чтоб не рыскал и не задирался нос. Это не игра, не ремесло, а целое искусство…

«Каков зануда,» — подумал я. А вслух заявил:

— Позвольте продемонстрировать вам лёгкий и непринуждённый способ полёта, каковым я владею. Извольте: невзрачный мешок превращается…

Натянув своё таинственное приспособление на голову, я как можно более живо представил чувство парящей лёгкости, а заодно изобразил в воображении авиатора глядящим в изумлении снизу вверх. Всё это в точности я немедленно увидел перед собой, после чего так же аккуратно обрисовал себе приземление. Когда я снял шар, то на лице моего оппонента было именно то удивление, с которым я его себе представил. Каково, а?