— Алекс, открой! — Николас стучал в дверь ногами и спереди, и сзади, но все было бесполезно, Александр не открывал и не подавал признаков жизни.
— Алекс, давай партию в теннис? Шахматы? Бильярд? Давай изобретем вездеход! Давай сделаем хоть что-нибудь!
Все безрезультатно.
— Быть может, ты занялся глубоким и долгим сосредоточением, чтобы тебе озарила истина? Наверное, так и есть. Надеюсь, тебе удастся достичь просветления. Мне тоже пора медитировать.

10

Александр шел по улице. Вокруг цвели деревья, распускались цветы, по ясному небу плыли пушистые облака, но Александр всего этого не замечал — ему было все равно. Если кто-то случайно обращался к нему за помощью, Александр делал вид, что не слышит. На губах его играла презрительная ухмылка. Если бы сейчас действительно тонул тот ужасный карлик, он бы не только не помог ему, но еще бы сам с удовольствием утопил бы, схватив палку. Александр безразлично смотрел, как вечно голодные голуби выдирают друг у друга кусок хлеба.
Шел он не торопясь, вальяжно, с гордо поднятой головой, с видом человека, знающего себе цену. Его не волновало больше ничто вокруг, что не касалось его лично. Ему было скучно, и он зевнул.
Еще недавно по этой же аллее шел совершенно другой человек. У него было точно такое же лицо, точно такие же волосы, точно такой же костюм, но это был совсем другой человек. Другой изнутри. Это был человек, радующийся жизни, каждой прожитой минуте, небу, солнцу, ветру; человек, полный грез и надежд, ожидающий какого-то волшебства, чуда и праздника. Этот человек исчез. Исчез навсегда. Вместо него шел равнодушный, пресытившийся и самодовольный господин, которого мало что волновало, кроме собственных потребностей. Ему было плевать на всех и все. Чудесное преображение природы казалось лишь наскучившей картинкой.
Александр зевнул еще раз и вошел в здание бывшего театра. Заседание кружка шло своим ходом. При виде его, все стали перешептываться и улыбаться. Но не иронично, а скорее загадочно. Эжен замолчал, уставился на него. Александр нашел глазами Фрэнка, Лоэту, карлика. Все они с интересом смотрели на него. Лицо Александра не выражало никаких эмоций, словно ничего и не было.
— Я хотел бы сказать несколько слов, — обернулся он к Эжену.
— Да, конечно! — любезно сказал Эжен, приглашая его за трибуну. Минуту молчал. Все не спускали с него глаз. Откашлялся.
— Господа! Я признаю, что всегда был дилетантом. Мои стихи действительно были глупыми и дурацкими, в каждой строке сквозил идиотский, никому не нужный романтизм. Сейчас, мне кажется только сейчас я научился писать! Будто открылось второе дыхание. Я прозрел, господа. Представляю вашему вниманию свое новое произведение, — он замолчал. Все затаили дыхание, погружаясь в абсолютную, совершенную тишину. С таким вниманием не слушали даже Густава.