Глава третья
Над квартирой, где жили Павел Александрович с Ирой, на седьмом этаже, проживала семья художников: Виталий и Полина с дочерью Машей. Виталий писал природу, те места, в которых бывал и которые любил. Нельзя было увидеть человека на его полотнах: он говорил, что не может писать портреты, людей – они не вписывались в его представление о прекрасном, которое он видел только в природе, навек слитой с его сердцем.
Но среди близких ему людей он был очень радушным, простым и гостеприимным хозяином. Несколько похожий на Никиту Михалкова, лет пятидесяти, с небольшими усиками, короткой стрижкой, он порой казался мальчиком, но пристальный взгляд больших, черных глаз выражал и вопрос, и какое-то осуждение, задевая что-то сокровенное в собеседнике – как-то неловко было смотреть ему в глаза. Но почти всегда улыбающееся усатое лицо, искренний голос, неуверенность, от которой он, особенно под хмельком, старался избавиться ударом кулака или ладони по какому-нибудь предмету, как импонировали, так и отвращали. Любил выпить, и довольно крепко, как всякий художник, закуску, как правило, готовил сам, да так вкусно, что жена часто поручала ему приготовление пищи, тем более, что с утра уходила на работу, а он писал картины на продажу.
Виталий и Полина гордились своими друзьями, которые почти каждый день приходили к ним: художники, поэты, музыканты. «Мы элита!» — гордо заявляли они, и, действительно, здесь пели умные песни, читали заумные стихи, бренчали на расстроенном пианино, но кончалось все обычно мерзко и гадко. Гости уходили, а Виталик хотел еще выпить – Полина не давала, и начинался скандал. Виталик швырял в нее обувь, одежду, наконец, в бессильной ярости и страшном опьянении падал на пол. Павел Александрович и Ирина часто слышали крики, глухие удары со своего потолка и осуждали своих гулящих соседей.