-Так ведь…- слуга сглатывает комок в горле, — умер Радко. Утопился. Насилу опознали!

            Сильвия успевает состроить сочувственный вид, но Петара так просто не проведешь:

-На костер отправлю! Сгоришь, сатанинское племя!

-Попробуй, — Сильвия улыбается почти что с нежностью, — попробуй, наместник, посмотрим, как долго удержишься ты, коли меня не станет. Сам решить такого простого дела не смог!

            Укоряет она, смеется. Возразить ей и сил нет. Петар отмахивается:

-Ненавижу!

            Сильвии все равно – так даже лучше, когда есть ненависть, не полезут любопытные!

-Уберите его, что ль! – Петара самого тошнит и воротит от зрелища обезумевшего человека, он презирает его сейчас так, как никогда и никого не презирал. Но наместник заставляет себя смотреть как слуги бережно заворачивают Тодора в простыни и уносят на руках, все такого же плачущего и всхлипывающего – в этом ему наказание.

***

            В доме Василики и Елены траур. Плачут две женщины, скорбят приглашенные гости, что начали уже готовиться к свадьбе, а вынуждены теперь скорбеть и утешать.

-Как же так, как же так! – причитает Василика, — и не дожил он до радости! Не узнал, что ты свободна. А духом оказался слаб, оставил меня одну, с горем. А если бы взяли Елену из дома?!

-мама! – вторит Елена, в страхе закрывая лицо руками, — не надо! Слаб он оказался, а мы сильнее, выдержим, справимся теперь уже, когда отступили беды, когда я остаюсь здесь.