***

            В доме Радко оживление! Василика уже не рыдает, а всхлипывает тонко-тонко. Окружают её женщины, кто утешая, кто пытаясь уговорить:

-Хвала это – жизнь связать с таким мужем!

-Не печалься, Василика! Дочь твоя всем обеспечена будет.

            В другом углу Елена – на лавке сидит, обессилела, как узнала – хоть и юна, а знает уже дурную молву о Тодоре, да и страшно ей оставлять отца с матерью, совсем не хочется жизнь начинать серьезную, ответственную. По душе ей поля и леса, прогулки с другими девушками, песни у костров… всего этого не будет в браке – Тодор ни одной жене своей не позволял, и ей того не позволит.

            Утешают её девушки, кто с завистью, кто с состраданием:

-Тодор собою хорош, еще очень молод.

-Ни в чем нуждаться не будешь, Елена!

-Вот бы на меня он лучше внимание обратил… — вздыхает румяная Богна, украдкой в зеркальце косясь. – Я бы с ним вмиг управилась!

            Богна хорошая. Языком мелет, но не от зла. Если злое что скажет, тут же прощения просит. Зато то, что на уме, то на язык ложится мгновенно, не скроет.

            Богна здоровая, крепкая, к хозяйству ладная, но бойкая. Бегут от нее парни, она слова не дает себе против сказать. Смотрит на нее Елена, сквозь слезы улыбается, а Богне того и надо: хоть как-то утешить!

            Радко потерянный. Ему рыдать не положено, и даром, что сердце как на части рвут. Утешают и его мужчины, зная, как нелегко в немоте горе сносить – каждый почти из них кто дочь уже отдал в другую семью, а кто и вовсе потерял: