Я слушал её с упоением, и по сердцу моему растекалось приятное тепло, вызванное созерцанием единства замысла и результата.
– Может, редактор был прав?
Тем временем прелестница щебетала:
– Mersi, мой автор, я теперь совсем-совсем счастлива и спокойна. Пусть история окончилась так, а не иначе. Наверно, другой она и не могла быть. А с деньгами старика мне не было бы счастья, ведь сердце и душа моя принадлежали Nicola.
Она замолчала и отпустила мою руку. Выйдя на центр комнаты, гостья вновь кинула на меня прощальный взор.
– Я встречу Nicola когда-нибудь?
Нужно быть честным, прежде всего с самим собой: я очень хотел ей помочь и в тот момент просчитывал все варианты, но тогда ответа не нашёл.
– Как знать, дитя моё, как знать… Adieu (фр.прощай), Лиза…
Она взмахнула мне рукой, едва заметно улыбнувшись. Паркет под её ногами заволновался, стал зыбким и, обратившись в тёмную воду, поглотил гостью стремительно и безвозвратно.
Где ты теперь, моя фантазия, моя мечта!?
Всё стихло. Сырости не стало. В душе моей порвалась нить. И вновь комнатку застелило летнее солнце, и узкий свет падал на пол вновь; паркет был твёрд как прежде. Всё встало на круги своя.
Но только я вернулся за работу, мне в нос ударил резкий запах капельниц, бинтов, хлорки, – устойчиво обдало медициной. «Кого на этот раз несёт нелегкая?» – спросил я самого себя.
И тотчас в комнатку вкатился человечек на коротеньких ножках в белом халате, обтягивающим отвислое пузо. Всё это было увенчано огромной головой с прилипшими от пота реденькими волосами. Он смотрел на меня неподвижными желтыми глазами с красной паутинкой белков и зло щурился. Меня же вся эта чехарда начинала забавлять; а сей субъект мне был знаком. Это был один горе-врач из провинциального городка N…ской области. Человек желчный, честолюбивый, но невежественный; ябеда, плут – словом преинтересный экземпляр. Сейчас будет меня бранить, на чем свет стоит.
– Так это ты меня придумал, так тебя разэдак!? – прокаркал он, сжимая толстенькие пальцы, блестящие от жирной копченой скумбрии. Мне было весело на него смотреть, а запах копченой рыбы пробудил во мне аппетит нечеловеческий.
– Именно я Вас придумал, а точнее срисовал. Что Вас привело ко мне? Изложите суть.
– «Что привело», он ещё спрашивает, господи помилуй! – доктор не мог отдышаться и оглядывался в поисках места посадки. Наконец он плюхнулся в кресло, не дожидаясь приглашения, и торчал оттуда как яйцо в кассете. – Ты из меня посмешище сделал какое-то, прости господи: ни чего не знаю, ни чего не умею. Люди-то ко мне не идут, – от безденежья исхудал совсем, жру одну скумбрию.
– Ну, положим, копченую рыбку я и сам охотник отведать, правда, не всегда могу себе позволить…. А Вы не допускали возможности, что я имел сомнительное удовольствием встречаться с такими вот индивидуумами из мира медицины, оттого и нарисовал Вас?
– Где это Вы таких встречали? Такого бы уволили давно!
«Вы же работаете…» – Не важно где, но видел. Да Вы расслабьтесь Ананий Куприянович, сейчас мы всё обсудим. Выражаясь близкой Вам терминологией: вскрытие покажет.
– Вот! – он ткнул в меня пальцем, размером с палку «Краковской».
– Имя-то какое выдумали.
– А что плохого в имени Кеппен Ананий Куприянович? – искренне изумился я. – Звучит ведь!
