Достав из кармана платок, я обмотал им ладонь и не без труда натянул на неё перчатку. Было немного неудобно пользоваться этой рукой, но всё же это было лучше, чем продолжать хлюпать кровью, привлекая к себе излишнее внимание снующих вокруг тварей. Однако, уже в следующую минуту, пока я разминал кисть, то отчётливо понял, что на самом деле ни опасения за свою безопасность ни забота о пораненной руке не имело для меня никакого особого значения. Всё это оказалось никчемной мелочью в сравнении с тем фатальным спокойствием, которое может быть лишь в смирении сильного и мудрого человека, обречённого на неизбежное и непоправимое действие. Он был одинок, и настолько сильно ощущал своё одиночество, насколько максимально сильно может ощутить его тот, кто не просто оказался вдалеке от своего дома, в чуждом ему мире, но и понимающий что ему уже никогда не вернуться из Тьмы и вообще…его бессмертная жизнь навсегда закончится здесь и сейчас. В глубине своего сознания, в той части его, что всё ещё принадлежала личности Митяя, я почувствовал еще и очень тонкое щемящее чувство страха. Того самого тревожного состояния когда ты понимаешь что происходящие изменения твоей личности трансформируют её в новую, непонятную, непредсказуемую. В эту минуту я вспомнил, что и сам много раз за прошедшие годы, что провёл в рядах ‘’ Сопротивления” ловил себя на том, что задавался вопросом: “Что происходит со мной, и в кого я превращаюсь?” СМИ, представители ‘’власти’’ и даже священники называли нас террористами, безжалостными бандитами и отморозками. Нас выслеживали и преследовали нас как бешеных собак. Нас сажали в тюрьмы и убивали бессудно. А мы сражались, за свою Родину. Мстили, за погибших товарищей. Взрывали, вешали, карали всех тех, кто вставал на нашем пути. …И однажды я понял, что все, что мы делаем, не имело абсолютно никакого смысла — на место одного убитого беса приходили семь других. В этом насквозь прогнившем мире мы превратились в подобие безумного Дон Кихота, что сражался с ветряными мельницами, принимая их за великанов. Мы сами стали безумными фанатиками, не имеющими поддержки основной массы населения и вместо порядка, создания здорового полноценного общества лишь способствовали “нелюдям” в сотворении Хаоса. Но вместе с этим пониманием пришло и то осознание, что глядя на себя в зеркало, на того в кого превратился, я нисколечко не сожалел о сотворённых мной злодеяниях. Немножко было горестно, немножечко грустно, совсем маленько страшно,… ибо я не мог выбрать какой я мне самому больше нравился: тот, каким я был раньше или тот, кем я становился. А потом, когда однажды объявили что отныне черное это белое, милосердие и целомудрие это пороки, а подростковое аниме попало под запрет с формулировкой ‘’ экстремистский материал” у меня вообще не осталось никакого выбора. И я стал таким же, как и Митяй сейчас – одиноким, в чуждом мире, перед неизбежным и неотвратимым концом. Финал наступил. Мир погрузился во Тьму. Я выжил! Но что дальше? Я не знаю.