-Я, честно говоря, ожидал от тебя сегодня других вопросов. Но, ты с ходу сразу же зришь в корень  — как в старые добрые времена. …Ну, хорошо! Пойдем, ты должен это увидеть своими глазами.

Прихватив свои вещи и оружие я выхожу вслед за полковником и иду за ним следом по коридорам в самый дальнее крыло здания. Но по пути заглядываю в свою казарму, чтобы оставить их и, выходя из комнаты, останавливаюсь перед “памятной доской”, чтобы после минутного раздумья снять с нее фотографию жены и сына. “ Когда-либо и что-либо с ними ни случилось, но в моей памяти они навсегда останутся живыми и радостными. Я проснулся и, мне нет больше нужды цепляться за их тени ища убежище своему израненному сердцу”.

Аккуратно прицепив нагрудный знак своего звания и должности прямо на джемпер, в котором  ездил домой и который  не стал переодевать я, выйдя из казармы, продолжаю следовать за Орловым, стараясь сдерживать  разбиравшее меня любопытство и не гадать, куда он меня ведет. В какой-то момент я на короткое мгновение поймал себя на мысли, что проходя мимо встречающихся в коридоре людей и ловя их удивленные и почтительные взгляды на себе я нисколько тому не был удивлен и не испытал ни грамма смущения. И при этом я не почувствовал в себе никаких внутренних изменений, ни какой надменности, ни какой гордости и зазнайства — какие обычно хотя и временно происходят с теми офицерами что получают новое звание или повышение по службе. Я остался все тем же, пилотом с позывным Девятый и ничто во мне и вокруг меня не изменилось, разве что меня ожидала моя перерожденная БШМ и, на моей груди теперь красовался скромный нагрудный знак, поднявший мой статус на самую вершину командной цепи. А о том, что  отдаю честь рукой, на пальце которой надет перстень представителя “ Инферно Доминус” так я вообще забыл, словно он символизировал не более чем любой другой, имеющий ценность обычного ювелирного изделия. Хотя, для большинства из тех, кто его увидел, истинное и зловещее значение этого символа, вряд ли кому было знать, …и это к лучшему. Так как отвечать на многочисленно заданный, пусть и безмолвный, вопрос: Как так получилось что действующий боевой офицер, командир одного из самых эффективных и прославленных боевых подразделений КНС стал “ согласователем” и “доверенным лицом демонов”? … я никогда не любил и не хотел, а мудрая народная поговорка “ Свой среди чужих – чужой среди своих”  стала восприниматься мной как несусветная и оскорбительная глупость. Ни Свет, ни Тьма никогда не были для меня ‘’ чужими” и на уровне своего подсознания всех представителей этих сил я всегда воспринимал ‘’ своими”. Ибо мы все есть дети Всевышнего, и он одинаково любит нас и одинокого скорбит, видя, как мы ссоримся и воюем друг с другом, и он одинокого оплакивает каждую душу павшую в этой бесконечной лишенной смысла войне двух противоположностей, само существование которых друг без друга было бы просто невозможно.  Но, я воин, и мне приходится сражаться, высвобождая свою душу от всего “ лишнего” что сделает меня в бою слабым — нет милосердия к врагу, нет пощады, не может быть  сомнения и  нерешительности. Таковы правила войны, таковы правила воина. Они же и диктуют мне проявлять милосердие и сострадание к поверженным, когда стихает бой боевых барабанов, а сигнальные трубы оповещают о прекращении огня и наступлении перемирия. Я искренен, когда испытываю в бою ярость и жажду победить, и столь же искренен в мирное время, когда испытываю потребность любить и с уважением отношусь к чужой жизни. Для меня нет чужих, а все свои для меня перестают таковы быть, когда я начинаю смотреть на них через сетку прицела своего оружия — это именно та единственная причина что разделяет всех на “свой” или “чужой” и ничто иное. Прочие же объяснения — это лишь жалкие оправдания уже лишенных здравого разума “порченных”, которые  лишь на мгновения выглядывают из своих могил и тут же трусливо вновь прячутся. Ибо таковой стала их натура бить слабых и убегать от сильных, пытаться лгать честным, что мастерски владеют искусством обмана, стремится совратить непорочных, не догадываясь о том, что их душа уже пережила все мыслимые пороки, и они все ей уже давно наскучили и потеряли любой маломальский значимый соблазн.