5 глава

Круговорот жизнь,  мой отец служил,  я служу.  Он убивал,  я убиваю.  Все тоже,  только  странное чувство стыда и предательства было в моей душе. Нет,  я не горевал о рыцарях, многие из  них  были надменными уродами.  А многие знали куда они шли и знали  плату  за такую  жизнь.  Мне так же не жаль  отродья,  что  скиталась возле крепости,  они все либо были беглыми или убийцами с проститутками,  низшими  презренными людьми, что бежали от  себя.   Было  просто  чувство,  что  что-то   шло не так,  словно я предавал человечность. Мне дали кусок мяса,  я смотрю на это, гоблином плевать,  я знаю  что  это,  я понимаю,  что  выбора у меня нет.  Нормальной еды нам не дадут,  хотя что  тут является нормальным.  Он слегка сушенный,  на скорую  руку,  видно он было  приготовлен на запас.  Игривая улыбка маленького  гоблина говорила о какой-то насмешки,  издевательстве,  словно  нам дают какую  то гадость,  хотя сами они ели еще свежее, но  такое же мясо.  А –ясно,  старое, тухляк,  от  которого  надо поскорее избавится.  Нет,  тогда возможно…  нет,  не надейся,  его  улыбка,  их  улыбки говорят  то что  это было  человеком. 

 Я не могу отказаться, я не ел уже  четыре дня,  с этими переходами,  беготней,  тело просит  еды –оно желает. Руки тянутся, хотят,  но разум пытается еще бороться.  Руки тянутся,  касаются,  человечность уходит, они смеются. Я бросаю  кусок  он летит ящеру,  тот слегка открытой пастью  начинает пробовать,  затем его верткий язык хватает этот кусок и тот исчезает в его слегка открытой пасти.  Ящер радуется, гоблины смеются.  Кто то  передает что то,  говоря  « не сегодня,  так завтра»  и начинают наслаждаться отдыхом.  Еще один  переход,  я выдержу,  я буду человек,  скоро деревни,  а там еда,  возможно  хоть что то.

 Крепость  Сумрак была в трех  пути от самой дряхлой  хоть какой то деревни. Все тракты давно  сбежали,  жизнь в них  перестала течь,  как и еда,  все бегут, не зная зачем,  не зная куда от насаженных  мест куда подальше.  В деревни, леса,  что все ровно сгорят,  но хоть там возможно будет шанс на жизнь.  Земли эти бедные земли, мертвые,  полумертвые,  а затем будет земли Нижних человеческих  государств.  Небольших  и слабых,  ничтожных  и померкнувших,  в одну из  них  спешит наш  караван.  Я единственный человек,  ничтожный раб,  спешу разочаровать  мир.

Гоблины смеются, веселятся,  кто то  радуется,  кому то больно.  Одного  из  мелких,  слабых  как я понял  средних  братьев пинают за его  оплошность.  Когда мы шли,  я заметил как это отродья что то  взяла из  провианта,  и видимо эту пропажу заметили.  Его бью,  уродуют каждый сантиметр его неказистого  лица,  гнойники рвутся, принося боль и непомерно ужасный рев.  Все его  братья смеются,  старшие гневно смотрят,  а младший бьет,  словно в каком то  ритмичном такте,  словно танец,  тяжелый,  но ровный. Когда рев резко прекращается,  танец рук так же резко останавливается  и младший,  садится на свой Лорга и кричит « вперед». Все собираются,  маленькое мелкое существо,  старший брат подходит к телу  и кладет  ладонь ко рту, и другой рукой подает сигнал  средним братьям и  кричит «жив,  берите».  И хоть пару минут  назад они над  ним  смеялись  и даже желали смерти.  Они берут его  и кладут  в мою  повозку,   а старший брат  начал  спасать его  гнилую жизнь.

Смотря на это  я вспоминаю  своего названого брата, это маленькое существо чем то  походит на этого уродца  что рядом.  Такой же жалкий,  ничтожный как он,  избитый,  изуродованный жизнью и людьми он  все еще жив,  на последним дыхании,  впрочем как и я. Мне не жаль эту тварь,  мне не жаль  себя,  только хочется все же есть.