Эти старушки в подобных дворах считают, будто двор – их частная собственность. В этом был минус подобных пятиэтажек – в них ещё часто проживала старая школа, очень старая школа, какая-то КГБ-шная школа с иконой большого брата над телевизором.

Уверяю вас, во дворе девятиэтажки вы будете кромсать человека ножом, и проходящая мимо молодежь лишь накинет капюшон на голову и ускорит шаг.

Они даже не попытаются вызвать полицию, потому что у каждого свой пакетик фено-галюценогено-мефедрона в стельке кроссовка, а потому – общению с копами они предпочтут просто забыть о том, что видели.

— Давно тут стоите, мальчики, — утвердительно говорит она. — Я на вас с балкона смотрела.

Блять, не удивлюсь, если она вышла только за тем, чтоб доебаться до нас.

Мы переглядываемся. И оба теперь не можем вымолвить ни слова, боясь, что один перебьет другого. Я уже нахожу, что сказать, когда между нами стеной проходит…

ТОТ САМЫЙ БЛЯДСКИЙ ИВАН.

Сэм пятится назад, прочь от кодовой двери. Я делаю шаги следом, приговаривая:

— Ну, мы уже уходим.

Мы уходим.

Я догоняю Сэма, наклоняюсь к нему и тихо произношу:

— Поверить не могу, что это случилось.

— Стой на стрёме, — холодным голосом говорит он, решительно направляясь к нашему месту.

Я останавливаюсь, смотрю по сторонам и вижу, что старушка, медленно удаляясь в противоположную сторону, оборачивается на нас каждые несколько шагов.

Иди уже, старая женщина. И откуда в вас столько подозрительности; поди, и хипстеров врагами народа считаешь, старая стрёмная чекистка, давай, ещё донос на нас напиши.