Клад лежал в подъезде. Это смущало меня до последнего момента. Уверяю вас, если увидите торчков, ищущих закладку, не пяльтесь на них – они очень напряжены, им сейчас крайне нелегко.

Но им просто нужно забрать это дерьмо. Не прогоняйте их, не зовите копов. Они не причинят вреда, не сожгут ваш дом и ускачут, аки дикая лань, как только заберут ту мелочь, за которой пришли.

Звучит так трогательно. Но каждый раз, идя за кладом, мне казалось, будто я белый в ниггерском квартале. Убийца из картеля в поселении амишей. Грешник в раю.

Просто не в своей тарелке. Кажется, что палишься одним своим видом. Стоишь тут у подъезда; прозваниваешь квартиры в домофон; говоришь, что доставка почты, но никакой на хрен почты у тебя нет.

Из-за каждого угла может выглянуть легавый. Ты это понимаешь. Ты оголён, как зубной нерв, и каждый шорох или силуэт становится триггером.

Конечно, Сэм успокаивал меня, как мог, но даже его красноречия не хватало на моё больное воображение.

Я шёл за кладом, чтобы, наконец, обдолбаться; шёл к моей леди Гаш, вырисовывая в голове картинки того, как копы сажают нас на бутылку или присоединяют электроды к нашим яйцам, приказывая сознаться в организации наркомафии.

От Сэма наслушался такого, что волосы на заднице дыбом вставали. Но шёл, всё равно шёл, поганец.

Сэм, конечно, был хорошим парнем, но я понимал, что попадись мы в лапы к синим – он сдаст меня, расскажет про меня небылиц, лишь бы спасти свой гейский зад.