Я сказала, мол:

— Не думаю, что это может сработать.

— А почему нет?

— И сколько так ходить? Всю неделю. Или больше.

— Ну, пару дней хоть походить можно? А потом выветрится.

— Да… как бы… — промямлила я, а сама думаю: «да-а-а, блин… выветрится».

— Выветрится, три дня нужно. Главное – водички побольше пей. Как не в себя заливай. Это ускорит.

Нихуя там, разумеется, не выветрится, как не ускоряй — хоть Ладожское озеро высуши — потому что я планировала теперь тусить с Серёжей каждый божий день. В конце концов… он же, вроде, стал моим полноценным парнем.

А, ГОСПДИ, мне просто нужно, чтоб от меня все отъебались!

Пакет этот… план, конечно, безумный – носить чужую мочу под своей юбкой. А считает ли меня Серёжа своей девочкой, если позволил своему другу тогда…

В одно мгновение я как будто отпустила себя. Дыхание моё стало неровным, а лицо исказилось. Я вновь хотела заплакать, я хотела к маме…

— Блять, меня попрут из гимназии, мне пиздец, Кося…

— Так, ну-ка, — сжатыми челюстями процедила Кося, озираясь по сторонам.

Она замахнулась на меня, желая дать пощёчину; я, тихо, вскрикнув, отшатнулась и опустошённо уставилась на неё.

— Так. Ну ладно, — Кося прижала меня к груди. — Ну ладно, всё хорошо, не плачь. Всё будет хорошо. Да найдём мы какого-нибудь лошка, он за нас пописает. Только надо проверенного человека.

— Кого? У нас же все друзья торчат, а другая половина – гниды, я бы им карандаш свой не доверила бы… Блять, ну кого я до завтра найду, ну кого? Да если кто-то узнает… если папа узнает… это пиздец, Кося. Это пиздец! — я заревела ей в блузку.