Я удивлённо подняла брови.

— То есть там вообще ничего нет?

— Вообще ничего, — энергично ответил папа. — Из диавольского. А так: много чего, ох как много всего там. Жильё, огород. Лампы керосиновые. И тишина. И никто ни с кем почти не разговаривает, чтобы эту тишину не нарушать. Там, дочка, такая атмосфера, ты почувствовать должна.

Ну пиздец. Ещё чего не хватало. Огород… Чего, блять?.. Батёк опять нажрался и начал херню какую-то городить.

Ещё через пару стопок маман поняла, что лучше нас с Любой отправить в мою комнату, ибо разговоры к тому моменту пошли совсем взрослые.

— Да я жену свою, — слышали мы голос папы, уходя из кухни, — никогда не бил, но я тебе говорю, что даже Бог заповедал: жена во власти твоей, если выхода не видишь другого – бей, да посильнее. Иных баб только так воспитать и можно…

— Ты картинки новые рисовала? Для роликов? — спросила Люба, когда я закрыла дверь своей комнаты.

— Не, сорян. Времени что-то нет.

Я открыла ноут и стала искать на youtube что-нибудь, что разбавило бы вязкую неловкую скуку, какую я почти всегда ощущала в компании Любы.

— И к чему это он? — спросила я, скорее у самой себя.

— Кто?

— Папа.

— Что к чему?

— Да про монастырь этот. Кост… Как он там…

— Костамонит. Мы с родителями в августе собирались, ну, после лагеря. Поехали с нами!

Ага. Разбежалась.

— Боюсь, не получится. Не хочу тебя обнадёживать, малышка.

Люба грустно вздохнула.