Кейранд молчал, смотря на выцветший рисунок гнилых обоев. Цинтлер вздохнул и продолжил:
— Потому я тогда и улыбнулся, Кейранд, помнишь? Я понял, что ты нам подходишь. Ты – настоящий Мертворожденный. Зачатый без любви, презираемый своими родителями, мир пытается задавить тебя, но ты не умираешь, — в глаза Цинтлера загорелись, — Я бы очень хотел видеть тебя среди нас, Кейранд, даже не буду скрывать этого.
— Спасибо, Цинтлер, но… Ты дашь мне время подумать? – сказал мальчик, подняв взгляд на лидера банды
— Конечно. Думай, сколько нужно, мы никуда не торопимся. Если хочешь, можешь прийти завтра, клянусь, твою еду мы не тронем.
— Нет, я посижу тут… Потом спущусь к вам и скажу, что решил.
— Хорошо, — Цинтлер улыбнулся и похлопал парня по плечу, — Пойду, не буду тебе мешать.
И отсалютовал своей замотанной грязным бинтом (который не меняли, похоже, уже несколько дней) уродливой трехпалой ладонью. Кейранд остался один.
Он долго раздумывал над словами Цинтлера. То сидел на полу, то резко вскакивал и начинал ходить из угла в угол, то готов был бежать к Мертворожденным и кричать им, что он готов, что решил стать одним из них, но дойдя до дверного проема разворачивался и возвращался в комнату, абсолютно уверенный в том, что лучше оставить всё как прежде.
«Черт… Почему же так сложно… » — раздраженно думал он, — «Ведь Цинтлер прав… Что меня ждет дома? Есть ли у меня хотя бы одно счастливое воспоминание, связанное с ним? А у банды много плюсов. И выживать вместе будет легче, наконец-то появятся друзья… Почему я не могу просто пойти вниз и согласиться стать Мертворожденным? Или я боюсь, что заскучаю по мерзостным тягучим алкогольным парам? По ночным звукам звериного совокупления, когда мою мать её же пьяные дружки… По рукам этих же дружков на своем собственном горле, как тогда, когда я чуть не простился с жизнью потому, что в отчаянии попросил дать мне хоть немножко еды?.. Конечно, с Мертворожденными тоже будет непросто, но… Это ведь друзья. Поддержка, смех, болтовня у костра… И уже не надо будет думать о возвращении домой, где тебя ненавидят, не надо будет бояться надравшихся взрослых…»
