От нее было тепло. От ее шубы пахло домом. Домом, в котором не надо высчитывать ложки похлебки. Леа сначала испугался, а потом, где-то интуитивно сообразил, как надо действовать и тихо заплакал:

-Не смотрите на меня, госпожа! Я уже ухожу. Я просто…хоть медяк надеялся.

                Сердце госпожи Контесс дрогнуло окончательно. Она тут же грозно призвала служанку и служанка почти силой (хотя Леа и сопротивлялся лишь для вида), усадила его в карету.

                В доме четы Контесс Леа был впервые за всю жизнь накормлен. Он ел и не мог насытиться, ему казалось, что его желудок был бездонным, а еда слишком вкусная и такая, какой он прежде не видел! Говядина в брусничном соусе, рыба под мятными листьями, булочки с сырным кремом, пироги с картофелем… все исчезало. В конце концов, он даже поверил в бога – великого Луала и Девять Его рыцарей, ведь мир, где существует столько вкусной еды, должен быть непременно создан Богом.

                А госпожа Контесс уже решила его судьбу, определив мальчика в помощники к конюхам, не забыв перед этим прослезиться раза четыре или пять, наблюдая за тем, как ребенок утоляет голод.

                Так началась новая жизнь.

***

                Леа оказался расторопным. Его сознание огибало прошлые годы и как будто бы дало ему точку отсчета именно с того дня, как он оказался на службе госпожи Контесс. Он понемногу выучился читать (от старого конюха, которому особенно не было работы на конюшне и одному), сам уже научился немного считать и принялся размышлять о том, как быть дальше.