-Вот ты, — заходил тогда Альбер с другой стороны, — без родословной. Я тоже. и многие из наших! Но они добились чего-то! А эти? Родились от нужного имени и все! Дороги открыты. Это ли справедливость?

                Леа не сразу уступил, но уступил.

***

                Леа не выступал открыто до самого решающего дня. Когда уже все было окончательно пройдено до точки невозврата, он обнажил свою сущность и принялся воевать против прежних своих хозяев с горячностью, доказывая народу и всем, кто сомневался, что заслуживает места в новом мире.

                В новом правильном мире!

                Ему удалось быть в первых рядах. Однако когда завязалась борьба, когда запылали пожары, когда полилась кровь, Леа вдруг понял еще кое-что: всем, кто идет впереди конец.

                А хотелось пожить в новом мире!

                И Леа, воспользовавшись своим умом  и некоторыми давними тайнами, принялся стравливать между собою народных лидеров, чтобы они, борясь друг с другом, оставили в покое его, не тронули.

-Понимаешь, — говорил Леа Мэтту – молодому и амбициозному человеку, который единственный выступал за самую презираемую часть общества, которую другие мятежники не брали даже в расчет и это стало их ошибкой, — они никогда не дадут тебе слова! Ты – покровитель бедноты, ты защитник отбросов и они…такие же снобы, как был король и как всякие графы.

                А тому же Альберу, что занимал в дни нового мира, дни еще неокрепшие, далеко не последнее место, говорил: