После скудного завтрака Леа заставил себя встряхнуться. Он чувствовал, как остывает дом и знал, что грядет скоро зима. Запасов у них мало, да и в скором времени другие прознают про их потерю и что? Пригреют? Ну да, как же! подкормят, конечно, поначалу, поскорбят, а после…

                Разграбят, без сомнений! И ничего они не смогут сделать.

                У Леа не было жалости. Лишь упрямое желание жить и вырваться отсюда. И он понял всем своим существом интуитивное: надо идти.

                Собраться было недолго. Леа действовал методично, доставая последние теплые вещи, пакуя узлы с сухарями. Полазив по ящикам, нашел одно яйцо и тоже немедленно сунул его в узел. Зачем-то взял материнский гребень с тремя изломанными зубьями. Брат молчал, выполнял все указания Леа и опасался спорить. Даже не смотрел на брата, угадав сердцем, что надо молчать.

                Сестренка же бесновалась и тихо всхлипывала – сил рыдать, похоже, у нее не было.

-Заткни ее, — посоветовал Леа, которого раздражал крик сестры. – Мы пойдем в город, а по дороге нам нельзя привлекать внимания.

-А что в городе?

                А если бы Леа знал, что в городе! Но разумом он знал – в городе есть работа. В городе есть добрые люди. Есть рынки, где можно воровать. В конце концов, есть много чего! Где-нибудь да повезет.

                Тогда Леа еще не знал, что он напитан самой отвратительной удачливостью!