А потом – мешок в руках. Крупа. Она должна была помочь им прожить дальше. Им с братом. Вот и все, что было из того дня. Нет, еще пожалуй Леа помнил тяжелый взгляд брата, но молчание…

                Он никогда не спорил. Даже когда до города оставалось совсем чуть-чуть, когда ударили первые холода – колкие иголками, и он, ни разу не заговоривший с Леа с того самого дня, оказался прохвачен этим холодом – то не стал спорить со смертью и только шумно дышал, не жалуясь, не говоря.

                И умер. Не спорил! Никогда и ни с чем.

                Леа попытался плакать, но понял, что не может. Жизнь иссушила его. он честно посидел подле брата еще немного, а после, чувствуя, что коченеет, встал и зашагал в сторону города.

                И вот здесь уже была удача.

                Его заметила госпожа Контесс, пришедшая со своей служанкой на рынок в тот день за тканями. Госпожа Контесс была женщиной добродетельной, мечтающей о любви, но не нашедшей ее никогда. Ее муж существовал за счет своего брака, но со временем даже перестал скрывать это. Госпожа же ушла в чтение романов, бесконечные вышивки, наряды и попытки устройства чужих судеб.

                И лучшей кандидатуры для нее не было!

-Ах, что за дитя! – госпожа Контесс, увидев серую фигурку сгорбленного мальчишки, в глазах которого померкла всякая жизнь, бросилась к нему. – Ох, несчастный мальчик.