Прошло три дня…
Первое, что почувствовала Лайла, открыв утром глаза, — это неестественную лёгкость во всём теле. Тошнота больше не мучила, спину не разрывало от постоянной ноющей боли, и ей совсем не хотелось есть. Все чувства притупились, став какими-то размытыми и эфемерными. Все, кроме страха. Он нахлынул на неё сразу же, едва она вспомнила о том, что сегодня, по законам общины, она стала взрослой. И ещё, словно смертный приговор, в голове пронеслось жуткое слово: церемония.
Лайла с трудом представляла себе, что оно означает, но от этого сердце только сильнее сжималось в груди и застывало от ужаса. В один из дней девушка попыталась расспросить о церемонии Армисаэля, но тот не стал отвечать, ограничившись одной фразой: «Это твоё предназначение».
В представлении Лайлы предназначением женщины было выйти замуж и родить детей. Поэтому, всё, что приходило ей в голову, — это то, что Афаэл подобрал ей жениха и собирается насильно выдать за него дочь. Естественно, всё существо внутри неё протестовало против подобного насилия. Мысль об этом злила, приводила в отчаяние и пугала одновременно. Обладая природным упрямством, девушка не могла смириться с тем, что ей предстоит провести свою жизнь с кем-то чужим, незнакомым и, вполне возможно, вызывающим омерзение.
Однако, несмотря ни на что, Лайла понимала, что не в силах ничего изменить. До тех пор, пока она находилась здесь, под опекой и тиранией отца, сделать что-нибудь не представлялось возможным. Оставалось надеяться, что удастся сбежать после злополучной «церемонии», уехать как можно дальше и там начать новую жизнь. «Хотя почему именно уехать?.. Улететь!» — девушка улыбнулась своим мыслям, вспомнив о бескрайнем небесном просторе и завораживающем чувстве высоты и свободы…
«Нужно только перетерпеть предстоящий день и найти способ улизнуть. Нужно обмануть Афаэла и всех остальных покорностью, заставить их думать, что я сдалась, смирившись с собственной участью, а потом… Потом просто распахнуть окно, и, взлетев, умчаться прочь, далеко-далеко, туда, где я смогу забыть обо всём»…
Именно такие мысли вертелись в голове у Лайлы весь день, пока она нервно мерила шагами палату изолятора. Её «надзиратели» куда-то ушли, видимо убедившись, что пленница в порядке и не собирается умирать. Впрочем, ушли они недалеко. Время от времени девушка слышала их шаги за дверью и даже ощущала присущий каждому из ангелов специфический запах. Её обоняние за последние три дня предельно обострилось, став своеобразным катализатором почти животных инстинктов, которые в ней пробудились. Мало того что теперь она различала запахи всех мужчин общины, так ещё и чувствовала какую-то особую связь с ними. Каждый из них пах по-особенному, но было и то, что их объединяло. Это запах пламени, мускуса, лаванды… И ещё чего-то терпкого, острого, возбуждающего, чему нельзя было подобрать описание. Лайла не могла понять, почему при виде Беллора или Хемаха у неё слабели колени и сердце билось с такой силой, словно собиралось выскочить из груди. Вчера, когда она случайно встретилась взглядом с Тадиэлем, то вместо привычного ледяного страха её бросило в жар и стало трудно дышать. А короткое прикосновение Армисаэля, когда он помогал ей сползти со стола в капище, заставило девушку вздрогнуть от пронизавшего её огня и ощутить приятную пульсацию внизу живота… В конце концов, Лайла списала все эти странности на перерождение и решила не заморачиваться на подобных мелочах, а лучше продумать план того, как сбежать от неизвестного пока жениха…
Поэтому она продолжала ходить из угла в угол, пока дверь не распахнулась и не появился Афаэл. Он зашёл в палату не один. Вместе с ним были Хемах и Самаэль — его основные доверенные лица. Не говоря ни слова, Старшие ухватили девушку за локти и повели к дверям. Афаэл замыкал процессию.
На улице уже смеркалось, когда Лайлу вывели из здания больницы и усадили в машину. Оба ангела уселись по бокам, отрезав ей все возможные пути к бегству. Лайла не сопротивлялась и тоже молчала, пытаясь понять, куда её везут. Какого же было удивление девушки, когда, выехав из деревни, машина свернула на неприметную дорогу и покатила вглубь леса.
Сумерки быстро сгущались, и, когда машина наконец остановилась, в лесу было почти темно.
— Где мы? — решилась всё-таки спросить Лайла, но ей никто не ответил. Дверцы распахнулись, девушку вывели из машины и потащили куда-то через кусты к тяжёлым воротам подземного бункера.
Лайла не успела опомниться, как они спустились на несколько этажей вниз и её повели по длинному бетонному коридору. Коридор был бесконечным и изобиловал множеством ответвлений. Запомнить дорогу тому, кто оказался здесь в первый раз, было нереально. После четвёртого поворота девушка окончательно запуталась и бросила эту затею. Они прошли достаточно далеко внутрь катакомб, прежде чем очутились в небольшой комнате с низким потолком и серыми стенами. Только там ангелы отпустили пленницу и ушли, оставив её наедине с Афаэлом.
— Тебе нужно снять всю одежду и надеть это, — староста, недолго думая, протянул дочери пакет. Лайла взяла его и заглянула внутрь. Она ожидала увидеть всё, что угодно, даже свадебное платье, но только не это: воздушный, ослепительно белый балахон из сияющего шёлка с капюшоном.
— Ты уверен, что это для меня? — оторопела девушка, растерянно взглянув на отца.
— Одевайся, — не ответив, повторил Афаэл, направляясь к дверям.
Он ушёл, оставив дочь в полной растерянности. Лайла помедлила, затем на цыпочках подошла к двери и, приоткрыв, выглянула наружу. В коридоре стоял Афаэл, который уже успел надеть тёмно-серый балахон, и ещё трое Падших находились неподалёку, следя за коридорами. Девушка вернулась в комнату и, вздохнув, начала переодеваться.
— Ты готова? — Афаэл вошёл, едва она закончила.
— Может, ты всё же объяснишь, что это за дурацкая церемония?! — взорвалась Лайла, чувствуя, как паника и ужас разгораются в её душе с новой силой.
— Скоро узнаешь. Идём! — Афаэл накинул на голову дочери капюшон и повёл по каменному лабиринту.
Они прошли ещё полдюжины коридоров и оказались в полутёмном зале. Как только Лайла сумела оглядеться, её чуть не хватил удар.
Здесь не было серых стен и пыльного каменного пола. Круглый большой зал сверху донизу был задрапирован чёрной тканью. В высоких серебряных канделябрах потрескивали свечи из чёрного воска, создавая вокруг себя таинственную и мрачную атмосферу. Дверей не было. Проход внутрь был занавешен чёрным атласом, края которого слегка колыхались от сквозняка. Посреди зловещей темноты стояло высокое узкое ложе, устеленное волнами красного шёлка. По бокам свисали тонкие цепи с кольцами разного размера. Напротив этого ложа из стены торчали металлические скобы, на которых тоже висели цепи с кожаными ошейниками. Справа от входа — что-то вроде небольшого бокса, где Лайла разглядела трёх младенцев. Их тела лишь слегка прикрывали ажурные красные лоскуты ткани. Рядом находился высокий круглый столик с нанесёнными на нём символами, выполненными изящной резьбой. На столе — две серебряные чаши, стилет и песочные часы. Слева от входа на высокой подставке из чёрного дерева стоял узкий сосуд из синего матового стекла.
— Ч-ч-то это? — запинаясь, спросила рыжая и невольно попятилась. Её бросило в холодный пот. — З-з-зачем?..
Ей никто не ответил.
Впрочем, она уже и сама знала ответ на свой вопрос. Просто не могла поверить, что всё это происходит наяву.
Но ей пришлось поверить, когда в зал один за другим вошли Падшие. Все, как один, в алых балахонах и наброшенных на голову капюшонах, наполовину скрывающих лица. Их было тринадцать. Они разместились у дальней окружности стены и, сбросив капюшоны, застыли в неподвижности.
У Лайлы подогнулись колени, и она упала бы, если б её не поддержал Афаэл.
Два ангела в серых балахонах вошли в зал и встали по обе стороны от девушки. По знаку старосты подхватили её под руки и повели в центр.
— Не надо! — пискнула Лайла, испуганно крутя головой в бессмысленной надежде, что кто-то её спасёт. — Не трогайте меня!.. Отпустите!!!..
Она задёргалась в руках мужчин, пытаясь вырваться, но те, невозмутимо подтащив девушку к ложу, опустили её на красный шёлк и принялись привязывать тонкими цепями. Лайла стала визжать и отбиваться, но справиться с двумя Старшими ангелами одной девушке было не под силу. На её запястьях щёлкнули металлические кольца, которые намертво сковали ей руки. Цепи натянули, прикрепив к боковым стойкам. Девушка рыдала и билась в истерике, но ничего не могла изменить. Её отчаяние было всем безразлично. Падшие спокойно стояли вдоль стены и тихо переговаривались, лишь изредка бросая в сторону пленницы задумчивые, ничего не выражающие взгляды. И лишь тогда, когда истерика Лайлы перешла в жалобные, невнятные всхлипывания, Афаэл вышел на середину зала, и все сразу смолкли.
— Думаю, пора начинать, — негромко произнёс староста, обращаясь к присутствующим. — Сегодня у нас особый день. Мы проводим церемонию «Невесты Рода», подобной которой не было уже тысячелетие. Благодаря чистой крови у нас есть возможность возродить могущество когда-то великого клана Падших на Земле. Я привёл сюда главное наше сокровище, чьё предназначение — служить на благо клана, исполняя функцию деторождения. Её обследования показали, что организм полностью готов к подобной нагрузке. Армисаэль провёл дефлорацию, а Тадиэль — обряд очищения. Обряд Посвящения, проверку чистоты крови и обряд Жертвы мы проведём сами. Сегодня здесь собрались только Старшие клана, которые не хуже меня знакомы с правилами. Однако, учитывая исключительность именно этой церемонии, вынужден повторить их вновь, дабы избежать недопонимания… Итак, первое: никто не должен забывать, что это не вульгарная оргия, а церемония, от которой может зависеть само существование клана. И близость с этой девочкой вы имеете лишь для того, чтобы её оплодотворить. Не нужно изливать в неё всё своё семя. Достаточно небольшого количества. Будьте по возможности сдержаны и осторожны, постарайтесь зря не ранить её. Не теряйте головы от вожделения: вы сможете дать волю инстинктам с любой из тех человеческих самок, что мы для вас приготовили. Так как церемония сегодня особая, то и бонусы к ней тоже особые. Все человеческие самки — девственницы. Убивать, по правилам, их нельзя, но думаю, этого и не потребуется, учитывая обстоятельства… Ну, а если кто-то из них умрёт от страсти, — Афаэл многозначительно ухмыльнулся. — Что ж, значит им так суждено…
Он тихонько хлопнул в ладоши, и в зал ввели тринадцать обнажённых девушек, на которых ангелы в серых балахонах тут же стали надевать ошейники, висевшие на коротких цепях на противоположной от Падших стене. У девушек был такой отстранённый вид, словно они полностью потерялись в реальности.
— Чтобы избежать лишнего шума и визгов, наш уважаемый доктор — Армисаэль — позаботился о том, чтобы эти прекрасные девственницы были спокойны…
— Прекрасные? — Беллор презрительно фыркнул. — Сучки обыкновенные.
— Какая разница, если ноги раздвигают? — стоявший рядом с блондином Хемах усмехнулся и пожал плечами. — Тебе не всё равно будет, кого разодрать?
— Ему не всё равно, Хемах, — рассмеялся Азраэль, насмешливо подмигнув. — Беллор у нас эстет. Но могу поспорить: этот факт вряд ли сегодня его остановит.
Блондин не отреагировал на шутку. Лишь недобро сверкнул глазами в сторону Азраэля.
Тем временем, подождав, пока некоторый ажиотаж по поводу девушек исчезнет, Афаэл продолжил:
— Теперь пришло время для начала самой церемонии, — посерьёзнев, объявил он. — Давайте же приступим.
Ангелы сразу замолчали, и взгляды всех до единого обратились на Лайлу, которая, дрожа, как осиновый листок, в ужасе наблюдала за происходящим. Она дёрнулась в цепях и обречённо заплакала, когда Афаэл взял с резного столика стилет и приблизился. Прошептав что-то на незнакомом девушке языке, он поправил на ней балахон, затем аккуратно разрезал его вдоль, ровно посередине. Распахнув полы, он обнажил её тело, которое тут же покрылось мурашками от страха и холода. Лайла покраснела, затем побледнела под пристальными взглядами мужчин. Староста этого будто не заметил. Вернув стилет на стол, он жестом подозвал Тадиэля.
Тот, отделившись от стены, накинул на голову капюшон и подошёл к боксу с младенцами. Выбрав одну из девочек-близнецов, он понёс её к столу с чашами. Афаэл отошёл, встав у изголовья ложа.
Тадиэль сосредоточенно замер, его зрачки вспыхнули пламенем ада. Раздался хруст разрываемой ткани, балахон на нём лопнул, и огромные крылья вырвались наружу. Огонь на чёрных свечах затрепетал, местами погаснув и погрузив зал в ещё более зловещий сумрак.
Ангел Жертвы взял младенца за ноги и, перевернув, поднёс к столу, где удерживал над одной из серебряных чаш. Малышка проснулась, и зал огласил её надрывный плач.
— *Accipe sanguinem, et Adobe sinu, illudque fertilis! — прошипел Тадиэль, беря в руки стилет. — *Etiam triumphos Natus Cecidit in aeternum!
(*Возьми кровь и удобри лоно, сделав его плодородным! *Да восторжествует Род Падших вовеки!)
Свечи замигали и зашипели, словно от порыва ветра. Зрачки Тадиэля превратились в бездонную огненную воронку. Одним быстрым движением ангел провёл лезвием по шее младенца. Тот дёрнулся несколько раз, затем по его телу пробежала короткая судорога. Плач стих, и в чашу струйкой потекла кровь.
Наполнив чашу, Тадиэль направился к Лайле. Уложив мёртвую малышку в изголовье ложа, он приподнял голову девушке.
— Пей!
Помня, чем едва не закончилось её прошлое неповиновение, Лайла зажмурилась и, всхлипывая и давясь, сделала глоток.
Ангел кивнул и, улыбнувшись, обошёл девушку. По его знаку «серые» ангелы встали по обе стороны от ложа и, взяв пленницу за ноги, развели её бёдра в стороны. И прежде чем Лайла успела что-то понять, Тадиэль смочил палец кровью и ввёл его в лоно.
У девушки от непривычного, болезненно-острого и одновременно мучительно-сладостного ощущения сбилось дыхание, и, коротко охнув, она конвульсивно задёргалась, подсознательно пытаясь избавиться от этого проникновения. Ангел извлёк палец и, повторно смочив его в крови, вновь ввёл в лоно, но уже более резко и глубоко, тщательно обмазывая стенки кровью. У Лайлы из глаз брызнули слёзы. Дыхание перехватило так, что она закашлялась. Тем временем Тадиэль повторил процедуру в третий раз, заставив девушку закричать и выгнуться дугой, задёргав ногами.
Покончив с первой половиной обряда Жертвы, Тадиэль вернулся к боксу и, взяв на руки вторую близняшку, вернулся с ней к столу жертвоприношений. Перевернув ребёнка вниз головой так же, как и первого, ангел снова взял в руку стилет.
— *Tolle quod sanguinem et dabo novum vitae! *(Прими эту кровь и дай новую жизнь!) — прошептал он, склонив голову. После чего лезвие стилета в его руке уверенно оборвало жизнь малышки.
Чёрная чаша быстро заполнилась алой жидкостью. Тадиэль вернулся к девушке и уложил второго мёртвого младенца ей в изголовье. Взяв чашу, стал по очереди обходить с ней ангелов. Каждый из них делал из чаши глоток, после чего Тадиэль рисовал кровью копьё на его запястье. Пометив таким образом всех Падших, ангел Жертвы сам выпил из чаши и начертил копьё на собственной руке.
Всё это время никто из присутствующих почти не шевелился. Все молчали, не желая ничем вызвать гнев Тадиэля и не смея нарушить таинство обряда Жертвы. Получив Печать Крови на запястья, ангелы надели капюшоны и замерли, низко опустив головы.
Тадиэль обвёл их тяжёлым пылающим взглядом и, удовлетворённый должным почтением, перешёл к ритуалу «чистоты крови». Для этого он вернулся к боксу, чтобы взять из него последнюю девочку — Софию — приёмную дочь Табриса. Он отнёс её к жертвенному столу, заглянул в лицо малышке, как-то по-особенному улыбнулся и осторожно погладил пальцем по щёчке. Девочка что-то пролепетала и улыбнулась в ответ, глядя на ангела чистыми голубыми глазами.
— Проголодалась? — шепнул Тадиэль, смазывая губки Софии кровью и наблюдая, как она, жадно причмокивая, пытается слизать кровавые капли с его пальца. — Сейчас, милая… — бережно держа нефилима на руках, ангел поднёс девочку к груди Лайлы. Затем несколько раз ткнул острым, как бритва, ногтем вокруг одного из сосков. Из ранок тут же засочилась кровь. Лайла охнула от боли и задёргалась, когда губы ребёнка с жадностью стали сосать её грудь. От нового, непонятного ощущения её кинуло в жар, а внизу живота что-то болезненно заныло, откликаясь на прикосновение. Когда Тадиэль таким же образом приложил ребёнка к другой её груди, Лайле стало совсем плохо. Она заметалась на ложе, часто дыша и отрывисто всхлипывая.
— Достаточно, Тадиэль! — неожиданно подал голос староста, прерывая действо и прекращая тем самым мучения девушки. — Ей нужно силы поберечь.
Ангел Жертвы недовольно скривился, но всё же послушно отнял ребёнка от груди Лайлы и, сверкнув напоследок глазами, отступил в темноту. Некоторое время ничего не происходило. Все чего-то ждали, не спуская глаз с малышки на его руках. И вот спустя пару минут девочка заелозила в пелёнках и, сжав маленькие кулачки, тихонько зарычала. Её голубые глаза помутнели, и их заполнила кроваво-красная пелена. Тадиэль взглянул на Афаэла и утвердительно кивнул.
— Что ж, чистота крови подтверждена, — удовлетворённо заявил староста, позволяя ангелу Жертвы передать нефилима «серым», а самому вернуться на своё место к стене. — Офаниэль! — негромко назвал он имя следующего Падшего. — Пора приступать к обряду Посвящения.
От стены отделился и прошёл в центр зала высокий ангел с тёмными волосами и застывшим взглядом ледяных жёлто-зелёных глаз. Он надел капюшон и распустив серо-коричневые крылья, подошёл к синему, матовому сосуду, что возвышался на подставке рядом с ложем.
Сунув туда руку, Офаниэль вытащил из него небольшую змею. Её чешуйчатая кожа была чёрной, и по всей длине её украшали широкие красные, жёлтые и синие кольца. Змея зашипела и, раскрыв пасть с двумя изогнутыми ядовитыми клыками, тут же обмоталась вокруг руки хозяина. Офаниэль улыбнулся и, любовно погладив гада двумя пальцами, приблизился к ложу.
— Не шевелись, девочка, — предостерёг он голосом скорее похожим на шипение змеи, чем на что-то человеческое.
Осторожно опустив змею на грудь Лайлы, ангел с каким-то тайным злорадством наблюдал, как его питомец движется по её телу.
— *Eam ut eius sponsa!.. Reducam sicut sponsam Generis! (*Возьми её, как свою невесту! Верни, как Невесту Рода!) — произнёс он, не спуская со змеи глаз. — Ut semen Cecidit triumphos in aeternum! (*Пусть семя Падшего торжествует вовеки!).
Змея замерла, потом подняла голову и зашипела. После чего медленно поползла дальше.
— Аспид не любит резких движений… — тихим шёпотом вновь предостерёг Офаниэль. — Он всё чувствует… Но именно он поможет тебе стать настоящим Падшим и завершит твоё перерождение… Не шевелись!!! — повторил он с внезапной ледяной угрозой, когда Лайла дёрнулась и заскулила от ужаса. Её серые глаза почти остекленели от страха, а лоб стал влажным от проступившей на нём испарины. Девушка ощутила, как холодное тело пресмыкающегося скользит по её животу, приближаясь к заветной цели. «Серые» ангелы крепко удерживали её бёдра, когда змея, извиваясь, подползла к её лону.
Крик застрял в горле Лайлы, а дыхание стало хриплым и порывистым. Казалось, ещё секунда, и у девушки случится инфаркт. Её губы посинели, лицо побелело, а взгляд стал почти безумным.
Офаниэль не обращал на это внимания. Он невозмутимо наблюдал за своим питомцем, который вдруг замер и приподнял голову. Узкий раздвоенный язык высунулся из пасти, анализируя запахи и улавливая их малейшие компоненты. Змея повернула голову и молниеносно нанесла удар. Потом ещё раз и ещё, пока с губ пленницы не сорвался оглушительный визг страданий и боли. Не переставая визжать, она так сильно задёргалась в руках ангелов, что те с трудом её удерживали. Потом по телу Лайлы побежали жестокие судороги, а на губах выступила пена. Глаза закатились, дыхание стало тяжёлым и порывистым.
Убедившись, что ядовитые зубы Аспида нашли свою жертву, Змеиный ангел осторожно взял своего питомца за хвост и бережно опустил обратно в синий сосуд.
— Она готова, Афаэл, — сложив крылья, спокойно доложил Офаниэль, и его жёлто-зелёные глаза стали почти такими же мёртвыми, как и у змеи. — Сейчас судороги пройдут, и можно начинать.
— А яда было не слишком много? Он не помешает оплодотворению?
— Наоборот, он его стимулирует, — ангел улыбнулся. — Повысит чувствительность самки и заставит её расслабиться. Она будет меньше дёргаться…
***
Когда боль от укусов змеи отступила и Лайла пришла в себя, она обнаружила, что не может пошевелить ногами. Её тело ниже пояса будто парализовало, и мышцы полностью утратили свою подвижность, сохранив при этом всю остроту чувствительности. Но прежде, чем это открытие ошеломило её, свечи в серебряных канделябрах затрепетали и погасли, погрузив зал в зловещую темноту. Девушка испуганно завертела головой, подсознательно ощутив чьё-то приближение, но не в силах ничего разглядеть в кромешной тьме. Кто-то уверенно взял её за бёдра и потянул вниз к краю ложа.
— Нет!!! — выдохнула Лайла, услышав, как раскрываются тяжёлые крылья. — Нет!!!.. Не надо, пожалуйста!!!
Она попробовала сопротивляться, но тело не слушалось. Чьи-то руки властно проскользили по её животу, поднялись выше к груди и вновь заскользили вниз.
Лайла зарыдала, почувствовав, как эти сильные руки вновь взяли её за бёдра и широко развели их в стороны. Затем, в темноте переливаясь, вспыхнули разноцветные молнии, и девушка увидела, что это огромные крылья, которые нависли над ложем, прикрывая его со всех сторон, словно мерцающим коконом. И ещё она увидела лицо ангела, склонившегося над ней. Это было лицо Тадиэля. Холодное, неподвижное, словно высеченное из камня. И лишь его глаза горели диким, потусторонним огнём…
Это было последним отчётливым воспоминанием, которое врезалось в память Лайлы. Всё происходящее потом представляло собой размытые образы с бесконечным чередованием боли, ужаса, отчаяния и истошных криков. Никогда в жизни Лайла не испытывала столько стыда и беспомощности. Никогда она так страстно не желала умереть, чтобы не чувствовать, как очередной ангел уверенно и невозмутимо распоряжается её телом, и его острые когти остервенело впиваются в её нежную плоть, когда, достигнув апогея, он изливает своё семя. Потом уходит, переворачивая песочные часы. И в тот момент, когда последняя песчинка падает на дно, появляется следующий Падший, и церемония оплодотворения начинается сначала.
После пятого претендента Лайла потеряла сознание, и церемонию приостановили, чтобы сделать ей переливание и восстановить кровь. Быстро покончив со всеми процедурами, Афаэл разрешил продолжить. Когда церемония окончилась, девушка находилась на пороге смерти и на грани безумия. И хотя паралич от змеиного яда давно прошёл, она уже не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Её отстегнули от цепей и, вытащив из лужи крови и семени, в которой она лежала, потащили по коридорам бункера. Сквозь туманный бред сознания Лайла слышала безумные, надрывные крики девушек-пленниц, доносившиеся со всех сторон…