–Любит он тебя…мальчишка их! – позавидовал Кощей. Меня
так никто не разглядывал никогда.

–Любит, – горько согласился Змей. – Третьего дня
открыл, смотрел. Не трогал. Да и руки у него…не мальчишеские. Когда без варежек
– холодные и сморщенные, слабые совсем, и ниточки жизни нет. а в варежках –
бессилие. Положит ладонь и сидит.

–Ты его мостик…– объяснил Кощей, – ну…с прошлым. Он,
видимо, тоже мёрзнет.

–И не только. Руки его… от голода только так. Высох.

            Кощей
вздохнул, и, чтобы сменить неприятную тему, сказал:

–Белоснежка меня тоже удивляет. Вся вроде такая
рафинированная была, а тут сама в печке копалась, пока Золушка спала. Огонь поддерживала.
И лицо такое же – в золе. Странно. И страшно. Сколько живу, а не подумал бы!

            Змей
обрадовался перемене темы. Было в разговорах о своих что-то надёжное, не веяло
таким холодом, таким страхом и голодом не тянуло, как из мира людей.

–Оловянный Солдатик всерьёз спрашивал, сколько он
может гореть, если бросится в печку.

–А он разве может гореть? – задумчиво спросил Кощей.
– Я как-то не думал. Пиноккио бы смог…об этом думал, признаю.

–Кощей! – с укоризной взглянул Змей на своего
собеседника, но тот и не подумал смутиться.

            Между
тем, с Пиноккио вышла история. Не все сказки были приведены полностью, особенно
большие, но иллюстрации были даже к «недопечаткам». Было лишь одно исключение,
не обзавёдшееся никакой картинкой – сказка о приключениях Пиноккио или «история
деревянной куклы». Кто знает, что там был за казус? То ли места совсем не
хватило, то ли краски, то ли художник закончил работу…но факт оставался фактом.
Про Пиноккио и не говорили. Трудно говорить про того, кого нет. А Кощей,
выходит, помнил!