-Перестань, Бога ради! – возмутился Брайан. – Ты пишешь прекрасные песни! Сильные, оригинальные, и совсем не похожие на то, чем была знаменита «Корона»…
-Что же до Ассасина… — словно и не услышал Роджер, — то… Он же мужик! И ему глубоко плевать на лазурь моих глаз! Мало того – он поведал мне, что есть некая дама… Словом, мои песни – ну, некоторые из них! – это попытка поведать ей о своих чувствах. И если так случится, то напоследок… Как я понимаю. И все же, что же такое в моих песнях, что за личное исполнение только, считай, для него, он платит несусветные деньги? Что, Брайан?!
-А дама эта не хочет узнать о его чувствах от него?
-Он заявил, что не хочет говорить ей сам, имея совершенно ужасно изуродованную внешность. Ты бы видел! В конце концов, он сказал, что собирает деньги на операцию по восстановлению внешности. Да за все это он смог бы все заново скроить! В самом лучшем виде! Но он отдает деньги мне, оставляя себе, насколько я смог понять, лишь миллион. А если он завтра не выиграет?.. Нет, я понял, что он – великий гонщик, каких мало! Но случиться может все, и …
-Ничего не случится, мистер Торвел, Роджер! Привет, мистер Моран!
И в комнату бесшумно вошел Ассасин. Его странный из аппарата на горле каркающий голос снова резанул по ушам, глаза мельком блеснули из разрезов в маске, и Ассасин пожал руки Роджеру и Брайану. Руки он по-прежнему прятал в перчатках.