Роджер пел, песня звучала так здорово, что Брайан замер, слушая ее, и Ассасин… Зал натурально застыл, глядя, как взлетает «девятка» над блестевшим под фонарями льдом трассы, взлетает боком, высоким, коротким прыжком и… приземляется, наверное, в футе от смертельно близкого бетона забора. Колеса скользят по льду, оттаскивая машину к забору, борт в снопе искр скрежещет по стене, но машина едет дальше. Едет! Он вписался!!!.. Конечно, потеряно немного скорости, но Ассасин быстро набрал ее и уже по почти беспрепятственной трассе помчался к финишу, означавшему сейчас пока лишь начало второго круга этого заезда… Остальные машины, как и предсказал Стюарт, потеряли скорость на повороте, безнадежно отстали, да еще побились друг о друга, скучковавшись в злосчастном препятствии…
Роджер смолк, даже и не думая об аплодисментах. Он их здесь и не слышал, отдавая свои песни, как десерт, на съедение. Он просто стоял у микрофона, опустошенный, будто выжатый после пережитого волнения, и смотрел, как Ассасин преодолел оставшиеся мили по городу так легко и виртуозно, как невозможно было ожидать от него после его «кривой» езды вначале заезда. Но еще второй круг! Второй круг… И если глаза Роджера не обманули, а еще больше не обмануло его собственное сердце, то сейчас он должен петь. Ибо песня помогла – все видели этот виртуозный прыжок!..
-Теперь ему будет легче! – с явным облегчением произнес снова появившийся, будто, из воздуха, Стюарт. – Много легче, мистер Торвел! Вы сами видели, как ваша песня подействовала на него… Лишь бы удержать этот подъем! Но и не расслабиться, слушая ваш голос… А песня хороша, Роджер! Правда!