-Спасибо… — пробормотал Роджер, даже не обернувшись к Стюарту.
-Выпьешь?
-Давайте…
Роджер, не глядя, проглотил полстакана виски – он видел только экран, на котором Ассасин шел на второй круг, поморщился, выдохнул и обернулся к технику. Тот снова понимающе кивнул. «Мои слезы для тебя…» И Роджер пел ее так, как не пел, наверное, ни разу! Сам не зная, почему. То ли волнение и виски управились с его мозгами и включили чувства на полную мощность, то ли просто чувствовал – Ассасину это нужно! В сотый раз думал и знал – нужно, что бы выжить! И Роджер искренне не хотел его смерти.
Этот второй круг давался Ассасину куда лучше, чем первый. Соперники остались далеко позади, никто не вылетел с трассы, но и не грозил Ассасину ничем – он шел ровно, быстро, не увеличивая скорость, и не теряя ее почем зря… Опасный… Особенно опасный поворот снова ждал впереди, и опять Ассасин набрал скорость. За каким дьяволом, дурак?! – кричал Роджер внутри себя, помня, что ему начинать новую песню. Ведь парню вовсе не зачем было рисковать так серьезно – его отрыв от основной группы достаточно велик, и только гибель гонщика могла бы это нарушить… Роджер выдохнул и начал следующую песню. Песню из репертуара группы, которую исполнял он сам когда-то очень давно, когда его фальцет, которым он сражал наповал, считался не имеющим границ. Теперь ему, вероятно, придется снизить нагрузку… Так совпало, что Ассасину пришлось «прыгать» одновременно со взлетом голоса Роджера, и Роджер рискнул – он взял чертову ноту! Взял так же высоко и чисто, как когда-то, зажмурился, и, не услышав криков в зале, открыл глаза – несколько неуклюже вывернув машину из заноса, Ассасин продолжил свой путь в город, к финишу… Они закончили почти одновременно – Ассасин завершал свой фирменный лихой разворот на финише, когда смолкла музыка… Обычно трансляцию гонки на этом и заканчивали — последними показывали финиш остальных машин, а за ними – таблицу времени. Но сейчас все могли наблюдать, как открылась дверца машины Ассасина, и он медленно выбрался из нее. Под аркой дождь почти не чувствовался, и гонщики даже снимали шлемы, слабо и совсем не весело улыбались в объективы снимавших их репортеров. Бледные, уставшие, избежавшие гибели… Ассасин по понятным причинам шлем не снимал. И сейчас он стоял у машины, почему-то, прижав руку к груди, потом поднял руки и снял шлем. Под ним была маска. Ассасин положил шлем на капот, оперся на него вытянутыми руками и опустил голову. Потом вдруг обернулся прямо в камеру, словно, знал, что его все еще показывают – за его спиной финишировали остальные машины, завывали тормоза, раздавались крики встречавших… — и он помахал рукой, показал на ней большой палец и, наверное, улыбнулся там, под маской… Ты благодаришь меня? Роджер усмехнулся. Неужели я и вправду спас тебе жизнь?!.. Но изображение выключили – машины теперь готовили к финальному заезду, и на это должно было уйти с полчаса. Стюарт исчез – ушел помогать другу, и Роджер вернулся к Брайану, успевшему заказать ужин.