— Это всё из-за их компьютеров, — сказала бабуля в рыжем парике. То, что это парик, догадаться не составило труда – надет он был криво. – Никакого человеческого общения.

            — Ничего ты не понимаешь, Зоя, — седовласая бабуля неодобрительного вздёрнула седыми бровями. – Общество наше развивается, люди сейчас другие, у них реальность другая, у нас – другая. Ты, что, не видишь что ли?

            — Вижу, — буркнула обладательница рыжего парика. – Женятся – разводятся, в чёрт-пойми-чём ходят, ты её каблуки видела?

            — Зоя, ну вспомни себя молодую, даже если это было почти век назад, — бабуля в розовом чепчике снова взялась за сердце. – Тоже одевалась в лучшее, что было. И не молодёжи нынешней беда, что самым лучшим у тебя была та ужасная юбка. Не юбка, а пояс из собачьей шерсти.

            — Зато тепло было, Люся, и скромно, — кажется, рыжеволосая бабуля обиделась на собеседницу. – Ты всегда всех защищаешь. Только не меня.

            — Я пока в здравом уме, Зоя, — бабуля в розовом чепчике ухмыльнулась. – И показываю тебе правду, которая на самом деле не так ужасна, как ты её малюешь.

            — Извините, — Пери помахала бабулям. Всё это время она стояла немного позади подруг, слушая их беседу и ожидая, когда из дома выйдет Аврора и проведёт её к свидетельнице. – Я только подошла. Что тут произошло?

            Люди так называемого бальзаковского возраста были целевой аудиторией Пери, как бы ей ни хотелось это отрицать. Они все благосклонно относились к женщине, даже если видели её полторы минуты. Упомянутая благосклонность выражалась приветливостью, готовностью к диалогу и даже дальнейшему общению.