Наконец вернулся полуденный патруль в сопровождении Хвастуна с полной пастью мака. Хвастун зашёл в палату Щербатого и положил перед ним цветы.
— Спасибо, — Поблагодарил его Щербатый, пересчитывая коготками цветки. — Ты свободен.
Хвастун ушёл, оставив Щербатого добывать семена из серединки цветов. Это пришлось делать клыками, и очень аккуратно, каждое зёрнышко было на счету. Покончив с этим делом Щербатый завернул семена в лист лопуха, и оставил небольшую часть на лечение Ломаки.
Подойдя к моховой подстилке, Щербатый осмотрел каждый угол, но никого не было. Где Ломака? В голову стали залетать тревожные мысли, одна страшнее другой, и целитель со всех лап помчался в пещеру Дыма. Волки, услышавшие Щербатого, выглядывали из палаток и в недоумении смотрели врачевателю в след. Но Ночке было не до них. Свернув в каменную расщелину около скалы собрания Щербатый окликнул вожака;
— Дым! Вы где?
Вскоре в полумраке пещеры показались серебристые отблески, а затем и сам блестящий предводитель. На миг Ночке показалось, что он зря устроил переполох, но это заставило его смутить, и это чувство ему ужасно не нравилось, особенно перед вожаком.
— Что, Щербатый?
Равнодушно спросил Дым, словно целитель пришёл сообщить о том, что у него пропало одно маковое зёрнышко.
— Где ЛОМАКА!?
Воскликнул Щербатый, тревожно растопырив шерсть. Где Ломака!? Дым чуть посерьёзнел и ответил вопросом на вопрос:
— Разве он не у тебя в палатке?
— Ни следа!
— Тогда поищи в лагере, он не мог далеко уйти!
Приказал Дым, рассердившись. Сердился он скорее на самого Ломаку, чем на Щербатого. Щербатый выбежал из пещеры и обвёл лагерь взглядом, а затем бросился искать. Остролист, лениво выбравшись из своей пещеры, строго спросил в чём тут дело, а когда Щербатый ему на ходу ответил, Остролист распушил свою тёмно-серую свалявшуюся шерсть и проворчал.
— Один вред от этого Ломаки! Не волк, а балбес полосатый…
Через минуту уже весь лагерь искал Ломаку. кто-то смотрел в дереве старейшин, кто-то заглянул в детскую, волки прочесали палатку воинов вдоль и поперёк, Хвастун с Щербатым искали у входа и в укрытии оруженосцев. Ни одного полосатого Ломаки. Возле Щербатого уселся Рыжик и лизнул его в ухо, успокаивая.
— Ломака был моим братом, вторым. — Рыжик странно содрогнулся. — А ты… ты похож на третьего. такой-же маленький, чёрный… — Рыжик с надеждой заглянул в глаза Щербатому, хотя тот знал об этом не больше него. — А может… ты и есть Уголёк.
— Это ты о чём? — без особого интереса спросил Щербатый. Но чем больше рассказывал ему брат, тем больше он загорался печальной надеждой.
— Когда нам было только две недели от роду, Уголька похитил орёл. Чернолапка больше не хотела об этом вспоминать, по этому ничего нам больше не сказала.
— Но где сейчас Чернолапка?
— Она… — Рыжик горячо вздохнул. — я не могу точно сказать…
Целитель ошарашено спросил:
— Ты хочешь сказать, она умерла!?
— Нет-Нет… — Заверил его Рыжик. — Но и это может быть. Она живёт на нашей территории вне лагеря, понимаешь? Она одиночка…
Щербатый вдруг вспомнил ту теплоту, с которой относилась к нему и родная, и приёмная мать. И как им обоим не хватает этой теплоты… тех прикосновений мягкой шерсти, того согревающего тёплого дыхания…
— Много секретов готовят на кухне, — сказал Щербатый, закрывая глаза. — И не все мы пробуем.