Глава №11
Герман блуждал в дебрях своего подсознания – вот его жена в первый год после свадьбы, красивая улыбка, светлые волосы, планы объехать весь мир, друг, с которым он выпивал на выходных и девушка друга, такая забавная, так ему подходит, не то, что все прошлые дамы на один раз, эта была особенная, изысканная, умная и очень даже хороша собой, вот всплыл в памяти период карьерного спада, смены начальства, ссоры с женой из-за финансов, неужели непонятно, что он не всемогущий господь бог и не знает где зарыт клад и на время бури от её хотелок придётся отказаться, новый дом, который им подарили её родители на свадьбу, надклеены обои в гостиной, вечная претензия доделать работу с проводкой, ведь не должна же она торчать из стены, вечные скандалы, нет, это больше не райский уголок, не тихая гавань, не дом спокойный и уютный, благо девушка друга оказалось такой любезной, всегда можно переночевать, как выяснилось и не только, и вот он же не просто ужасный друг, но и разрушитель собственной семьи, изменщик и лжец, зато с ней было проще убегать от этого кошмара, хоть так можно было вернуть себе своё место, обрести опору, слабак – так говорил его вечно строгий отец, а вот очередная ссора, очередная ночь с другой, пожар, проводка подвела, она, та с кем и в горе, и в радости, и болезни, и в здравии, она мертва, окончательно и бесповоротно, проводка подвела, слабак, хороший друг, который так ничего и не знал про девушку помогает с переводом в другой город, там есть место, город – дыра, да, нет перспектив – нет, но это место – отвлечение, нужно набраться сил, перед самым отъездом хороший друг рассказал секрет, будет делать предложение своей идеальной гостеприимной девушке, так зачем же она продолжат звонить и писать, зачем уверят, что любит и хочет всё вернуть, интересно, а вот первые месяцы жизни в городе – дыре, первые глупые поручения босса, интересное задание с лечебницей, тут он беседует сам с собой в лесу, а это Алексей, зачем-то бьёт по лицу…
— Ты меня слышишь? Эй! Герман, — Алексей тряс лежачего журналиста, его глаза были закрыты, пульс слабый, но сквозь его бред можно было разобрать – «Проводка подвела, слабак», — Герман, что с тобой? Ты слышишь? Я сейчас вернусь, только сбегаю в больницу за помощью, тут близко, подожди, я скоро, слышишь, — уже на бегу кричал Алексей.
Больничная палата, за окном по-осеннему темно, возможно вечер или день, но небо затянуто тяжёлыми серыми тучами, головная боль, в палате нет никого кроме Германа, в горле сухо, нужно встать.
— Не так быстро, — его останавливают в коридоре, Иван Геннадьевич явно обеспокоен, — вернитесь в палату, пожалуйста, нужно ещё немного подождать.
— Чего?
— Ваших анализов.
— Вы положите меня в психушку?
— Что вы, что вы, просто вам стало плохо, мы перенесли вас сюда, держать никто не имеет права и не станет, нет оснований, но тут есть палаты, которые мы используем перед тем, как положить пациентов к нам, для медицинского обследования, с вами вроде всё хорошо, только повышенное давление, но мы подождём ещё пару результатов, но если вам лучше, то…
— Нет, нет, извините, я подожду, а сколько прошло времени?
— Пару часов как вас принесли.
— Вечер?
— Поздний, смею полагать, — Иван Геннадьевич улыбнулся и настойчиво повёл Германа в палату, — скажите, дорогой мой, что с вами случилось?
— Где Алексей?
— Он у жены, хоть время приёма уже закончилось, он был так взволнован, когда мы закончили с вами, я разрешил посетить её, — Иван Геннадьевич посадил Германа на кровать и светил фонариком ему глаза.
— Вы могли бы, — Герман отодвинул руку врача от лица, — могли бы его позвать ко мне?
— Зачем такая спешка, молодой человек?
— Просто позовите Алексея Викторовича, пожалуйста, прошу, — его голос дрогнул, глаз начала дёргаться и Иван Геннадьевич, конечно же заметил это.
— Хорошо, я схожу за ним, отдыхайте.
Дверь закрылась. В комнате было прохладно, постель манила и только теперь, в тишине Герман понял, как сильно он устал, почувствовал каждой клеточкой тела, как ему необходим покой, то что произошло в лесу казалось таким нереальным, таким далёким, возможно ли, что это галлюцинации воспалённого воображения, уставшего мозга? Желание выдать желаемое за действительное. Дверь снова скрипнула, это Алексей.
— Ну ты и напугал меня, друг, — сказал он, садясь на край кровати.
— Ты же просил так тебя не называть, — Герман улыбнулся и добавил, — хотя теперь, когда ты, словно на войне тащил меня до палаты можно считать, что мы не просто друзья, так?
— Что? – Алексей изобразил искреннее удивление.
— Ну может и не на себе нёс, но в чувства привёл и за помощью сбегал, кто меня сюда положил не знаю, не помню, всё в каком-то тумане, наверное, сознание потерял, да, точно, как ты за помощью ушёл, так и отключился.
— Герман, — Алексей смотрел ему прямо в глаза, удивление сменило смятение, — послушай, я тебя не тащил сюда, не бегал за помощью, ты сам пришёл, когда мы разошлись в лесу, прости, что вспылил и бросил тебя, не стоило так поступать, мне нужно было зайти к Ивану Геннадьевичу и узнать кое-что про жену, наш разговор затянулся, потом он ушёл в архив, чтобы принести мне, да не важно, но когда он вернулся, то лица на нём не было, сказал, что ты пришёл, весь в крови и упал в обморок прямо в коридоре, я лишь смотрел как тебя несли в палату, а затем пошёл к жене, — Алексей замолчал и вопросительно смотрел на Германа, словно ожидая продолжение какой-то очень увлекательной истории.
— Ты же меня не разыгрываешь, — на лбу у журналиста выступили капли холодного пота, сердце забилось быстрее.
— Нет, зачем мне это?
— Ну, да, а я всё думал, зачем же ты вернулся за мной и как нашёл в лесу.
— Я не возвращался.
— Да понял я, понял, дай подумать.
— Если хочешь, то я могу оставить тебя и…
— Нет! — Герман схватил Алексея за рукав, — не уходи, прошу. Я знаю у кого можно узнать, мне нужно вернуться в лес и спросить у себя почему мне помниться то, чего не было.
— У себя? – Алексей мягко убрал руку Германа.
— Да, я встретил его, то есть себя, доппельганктера.
— Ты не шутишь?
— А похоже, что мне смешно?
— Нет, прости, что произошло, что он сказал? Как мне найти своего?
— Давай по порядку…
На улице окончательно стемнело. Пошёл дождь и его шум был такой громкий и умиротворяющий, что большая часть пациентов наслаждалась звуками капель, разбивающихся об стекло, а Ивану Геннадьевичу было совсем не разобрать слов Германа, проклятый дождь.