Дальше Вадим не слышал уже ничего. Он глядел в лицо этой Мэри Ли Толларк, которая стояла рядом со своим именитым мужем и его старшим сыном, державшим на руках золотоволосую кроху – сестренку, и не мог оторвать взгляда от ее лица, в отличие от мужа, не скрытого темными очками. Это было лицо Кати Черкасовой, он не мог ошибиться! Не может быть на свете таких точных двойников! Вон, даже родинка над верхней губой справа точно, как у Кати… Это она. Но как? КАК??? Вадим без каких-либо сомнений узнал Катю, уверенный абсолютно и безоговорочно, что это она, даже и не думая о той тихой могиле на кладбище их поселка, куда он все эти годы приносил цветы. Она во всем – в этой самой родинке, в улыбке, во взгляде ее глаз того удивительного оттенка, какой запросто на улице и не встретишь. И все же, она изменилась. Но дело было даже не в том, как дорого и красиво она выглядела в таких непривычных для Вадима на ней вещах, с новой прической, прекрасно наложенной косметикой. Он вглядывался в ее лицо – благо, оператор почему-то остановился на ней надолго – и понимал – исчезла неизбывная печаль, которая всегда таилась в ее глазах, когда они были вместе. Теперь Катя или как там ее звали по-новому, была счастлива, ее глаза светились и она крепко, уверенно и очень как-то ласково держалась за руку Ричмонда Толларка, зная, что для него ее рука, эта ее нежность в радость…

Вадим выключил телевизор и окунулся после невозможного его ора в звенящую тишину. Лишь потом, когда его уши к ней привыкли, он услышал звонкий детский голосок, громко распевавший в становившихся сиреневыми сумерках над большим городом: