«Есть война или нет войны – там стреляют» — эта мысль резко оглушила старшего лейтенанта, отчего тот практически побежал до склада, где раздавали последнее обмундирование. В это время Косач уверенно пошел к машинам. Отдавалось в ушах то, как он ступал по гладкому, кафельному полу. Это не был обычный шаг, это была поступь того, кто вот-вот готов взорваться. Время начало страшно тянуться для старшего сержанта, он чувствовал, что упускает дорогие мгновения. Он, практически не останавливаясь, открыл дверь милицейской желтой машины и слету сел в нее. Тут же дверь открыл Максим Слипин, который не так уж и ударно упал на сидение. Машина практически сразу двинулась.

— Миха… — выдавил из себя Максим Слипин, желая обратить внимание, но так, чтобы не разозлить старшего с

ержанта, находящегося практически на пределе, — я понять не могу, Мих… Это взрослый мужик, получается, приперся в школу с оружием?

— Ребенок бы не смог достать оружие, даже если бы очень захотел. Да, Макс, все именно так, как бы это ни было, сука, ужасно…

— Мих, может, он это, в воздух стреляет? Может, он того, а?… – Косач глянул на Слипина крайне тяжелым взглядом, потом выдохнул, отвернулся в окно и выдавил из себя.

— Как бы я хотел в это верить, Макс…

Милицейские машины летели с огромной скоростью – серые здания лишь проскакивали на пару секунд перед взором злого до жути Косача, что был в том состоянии бессильной злобы, когда себя скорее хочется удушить, чем кого-то другого. Одна лишь мысль крутилась в его голове – «только бы не она, только бы не она, только бы не она…». Думал ли он так про свою дочь? Да нет, у него не было ее и никогда – сын был только, да и тот не общается уж совсем. Он думал о другом – он думал о том, что это та самая школа, где он учился, где учился и Максим Слипин. Серые дома также сменяли один другой, практически без остановки, а томительное ожидание все усиливалось и усиливалось. Тут машина резко завернула, Косача отбросило от окна в противоположную сторону… сердце упало, взору открылась именно его самый страшный кошмар. Звуки он слышать перестал, видеть цвета он перестал… Машины ОМОНа окружили вход в здание, а рядом, как бы сбоку, проблескивала желтизна милицейских машин. Что-то там прозвучало на фоне, какой-то звук, возможно, голос Слипина – этого Михаил Косачев уже не разбирал, перед ним стояла его школа, та самая, которую он окончил десятилетия тому назад. Машина остановилась, он вышел из нее на подкашивающихся ногах. Она была в том же виде, что и тогда – основная часть была в виде буквы П, с перегородкой на колоннах там, где у П лишь пробел. Тут же, абсолютно сумасбродно, резко и ни для кого не предсказуемо – он рванул. Рванул ко главному входу. Тут же несколько омоновцев кинулись ему наперерез, но он и их обогнал, забежав вовнутрь. Сейчас он не думал об увольнении, о соблюдении субординации, нет же, сейчас в его мыслях бушевало другое…