Мне еле- еле удалось взять себя в руки чтоб искупать Василия, покормить и опять уложить спать. Я на столько испугалась, что теперь боялась – потерять молоко на нервной почве.

После этого случая у меня появился страх выходить на улицу. Мне казалось, что каждый проходящий мужчина сейчас вырвет у меня коляску и начнет пытаться туда заглянуть. И, не дай Бог, что-то сделать с Василием, узнай, что их мамы лесбиянки. Я начала себя постоянно накручивать и думать, а что будет дальше? Малышу нужно будет ходить на детскую площадку, в детский сад, в школу, на какие-то курсы развития, кружки и кто знает с кем там нам, и тем более, ему придётся столкнуться. А если не все люди будут такими как наши друзья, а большинство будет такими, как те ублюдки в парке. Мы подписали своему ребенку ужасное будущее в травле. Меня мучало это каждый день. Я стала замкнутой и угрюмой, часто плакала глядя на Василия. Разумеется, от Ники это состояния упорно скрывала. Не хотела ее нервировать. Думала, что это пройдет, но нет.

Однажды ночью она увидела меня плачущей у кроватки Василия.

— Эй, детка. Ты чего? – спросила она. — Что-то с малышом? – взволновалась она.

— Нет. – сквозь слезы выдавила я.- Пока у него все хорошо.

— Что значит пока? -у нее на переносице залегла складка.

— Что мы наделали? — не унималась я. В этот раз не смогла себя сдержать.

— О чем ты? Можешь объяснить? – Ника начинала злиться. Она не любила ситуации, которые не понимала и не могла контролировать. Это ее выводило из себя. Контроль – это ее всё.