Дальше обсуждалось много дежурных моментов: организация труда и отдыха, расписание уроков, как нормировано давать домашние задания, составление рабочих программ.

К концу педсовета у Наташи с непривычки разболелась голова.

«Может надо было поступать очно и учиться? Рано мне ещё работать?!» — чуть не плача, подумала девушка.

Но больше, конечно, она думала о Саше.

После педсовета молодые люди разговорились. Саша о многом рассказал Наташе. Между ними произошёл очень важный и в то же время не совсем приятный разговор.

 – Я все время находился в депрессии. Думал о многом. Тебя вспоминал часто. Поругался с матерью, перевелся на заочку и решил порвать со всем, что меня окружает. Однокурсница одна клеилась ко мне, я ее послал… Уехать решил в деревню, чтобы всё-всё забыть!

– А я захотела больше всего забыть тебя, потому уехала! Видимо, не судьба.

Саша виновато улыбался.

– Давай попробуем заново!

Наташа долго молчала в ответ, после чего сказала честно: «Я тебя не люблю. Всё исчезло. Растворилось во мгле. Мне кажется, что, если бы не ты и твоя мать, мой бы ребенок был бы жив. Я никогда не смогу тебе этого простить!»

– Я всё понимаю, всё. Делай так, как считаешь нужным.

Саша ушел. А Наташа осталась стоять во дворе дома.

Дул холодный осенний ветер. Было зябко. Девушка стояла и долго-долго смотрела на дорогу, не понимая, что же ее ждёт дальше, впереди.

«Все-таки была права, Валька, жизнь невозможно подчинить схеме! Какой же я была дурой в шестнадцать лет! Всего за год я как будто прожила целую жизнь. Я такая уже старая, а мне всего семнадцать. Я как Раневская из «Вишнёвого сада». Надо жить дальше. Надо! Теперь я приму любой удар судьбы и сумею выстоять! У меня есть дети — мои ученики. Их я буду любить и учить. Хоть и сил мало… очень мало сил… духовное истощение… А ведь, могло быть все по-другому. Если бы он просто не вошёл двадцать пятого апреля в класс… Могло быть… Я его люблю и ненавижу одновременно. Боже! Что со мной! Боже!? Спаси мою душу!»