Да и вообще, пусть скажет спасибо за доставку — я-то наверняка приятнее козла буду. Ну… Во всяком случае, у меня нет густой комковатой шерсти, насчёт запаха уже не уверен.

Теперь, когда Эрик пришёл в себя, во время еды ведёт себя спокойнее: не прикасается руками, обходится без зубов, и даже губами почти не двигает — только сглатывает судорожно.

Я вот что-то вспомнил, как пил его кровь — тогда, в пыльной комнатушке полуразрушенного здания. Это было приятно… Даже очень… Интересно, ему тоже настолько сносит крышу от этого? Вот сейчас — непохоже, но когда Эрик был без сознания, кормёжка выглядела гораздо эмоциональнее: впивался в мою шею горячим ртом, прижимал к себе и дышал так тяжело, со стонами вперемешку с кровожадным рычанием. То зализывал царапину — сильно нажимая языком, такое щекотное ощущение, — то снова присасывался, покусывая кожу так, что у меня мурашки по спине бежали. Если учесть, что вокруг ни черта не видно, — однозначно казалось, будто это не человек, а животное какое-то.

Сейчас уже об этом не говорят — табуированная тема, — но раньше для описания кровопоя открыто использовали слово «наслаждение». Странное дело, чем меньше у мутантов было прав, тем более свободны мы были в выражениях и вообще в повседневной жизни.

В моём детстве, помню, было какое-то социальное движение типа секты, они регулярно собирались, пели и кормили друг друга кровью — круговорот чистой энергии внутри группы, отказ от любой другой пищи… Носили белую одежду, листовки на улице раздавали. Очень популярные ребята были одно время, но потом эту контору прикрыли. Сейчас, в эпоху толерантности, уже невозможно представить, чтобы о крови говорили так открыто, прямо на улице — если мы хотим быть равными с людьми, то должны притворяться, что ничем от них не отличаемся.